— Они работают, — раздался позади удивленный голос инквизитора, заставивший ведьму вздрогнуть.
Катя дотронулась до часов, чувствуя даже не отголоски силы, а что-то настолько эфемерное, что даже нельзя назвать колдовством. Крупицы самой жизни, заставляющие маятник двигаться, шестеренки крутиться и вращать стрелки. Артефакт, впитавший частичку хозяйки. Она аккуратно открыла дверцу, сверху стеклянную и деревянную снизу. Внутри на основании часов лежал свернутый вдвое лист бумаги. Екатерина с трудом сглотнула набежавшую слюну и на деревянных ногах опустилась на корточки, не отводя глаз от бумаги, но и не решаясь к ней прикоснуться. Малодушно хотелось закрыть дверцу и сделать вид, что ничего не произошло. Если бы не Аверин, который все видел, Катя, возможно, так и поступила бы. Но сейчас отступать некуда.
Дрожащими руками взяв сложенный пополам лист, ведьма развернула его, снова чувствуя себя девчонкой, оправдывающейся перед строгой бабкой за порванную куртку или невыученный урок. Сначала слова никак не хотели выстраиваться в единый текст, и пришлось сделать глубокий вдох и медленный выдох, собрать волю в кулак и еще раз услышать знакомый голос, заключенный в строках письма.
«Когда ты начнешь читать это письмо, меня уже не будет в живых, и, наверное, очень давно. Надеюсь только, что не слишком поздно. Мне осталось немного, так что тратить время на извинения не стану. Да и извиняться мне не за что, так было нужно, уверена, ты когда-нибудь все поймешь, как и я тебя понимаю и зла не держу.
Я бы написала, что убила меня другая ведьма, но на деле подвела меня собственная гордыня и самоуверенность, не повторяй моих ошибок и судьбу. Знаю, что характер у тебя мой, ведьмовской и упрямый, за это боюсь больше всего. За тебя, моя внучка по крови, а по духу — дочь, которую я рада и горда воспитать и вырастить. Именно в страхе за тебя, чтобы она не пошла к тебе и за тобой, мне пришлось передать ей дар и тайны смертельной силы. Зато сейчас эта ведьма связана клятвой и не сможет причинить тебе вреда, но, боюсь, все равно попытается: не напрямую, так окольными путями. Дар она станет применять во зло, и ты единственная, кто знает, как остановить паскуду.
Уверена, ты справишься, если не станешь биться одна. Мир не без добрых людей.
Помни, я всегда тебя любила, а главное — верила.
И постарайся найти счастье, за которым уехала».
На письмо упала капля, растекшаяся по бумаге и смазавшая старые чернила.
— Мы заберем это. — Инквизитор аккуратно потянул лист, но Катя плотно сжала пальцы. — Ты же понимаешь, что должны забрать.
Катя понимала, но отдать клочок бумаги оказалось выше ее сил. Всхлипы прорывались один за другим, а слезы текли непрекращающимся потоком. Почему единственный человек, который ее любил, положил ее же на алтарь, чтобы вонзить нож в грудь? Разве можно так любить? А как можно? Женщина не знала. Она вообще не знала другой любви. Ни от родителей, которые стеснялись и побаивались дочери-ведьмы, ни от мужа, который женился на ней ради жилплощади. Да и сама она выскочила за первого встречного потому, что вроде как так нужно. Но можно ли, любя, рискнуть ее жизнью, чтобы дать силу и контроль над ней, можно ли сейчас отправить ее на бой с той, против которой не выстояла и бабка? Любовь, вера… что на деле кроется за этими красивыми словами?
Объятия инквизитора, его тихий шепот, аккуратные и нежные прикосновения, поцелуи… Тоже не любовь, не настоящая, наведенная. Впервые Кате отчаянно захотелось, чтобы это оказался не приворот, а искренние человеческие чувства и тепло, которых ей так недоставало в жизни. И она обняла молодого человека в ответ, потому что, когда плохо, все оказывается не так уж важно и значимо.
Только спустя несколько минут, когда со слезами вышла боль, что острой иглой все эти годы сидела в ее сердце, Максим поднялся и потянул Катю за собой.
— Пора уезжать, не думаю, что найдем здесь еще что-то. Надо еще в главк заехать успеть, чтобы сообщить о нашей находке как можно быстрее.
Ведьма только кивнула, за слезы перед этим мальчишкой сейчас стало стыдно. А еще за то, что он, в отличие от нее, не терял способность мыслить здраво и рационально. С неохотой она передала ему письмо, которое он с кивком принял и убрал во внутренний карман кителя.
У дверей в сени под ногой скрипнула половица, будто на прощанье. Катя развернулась и бросила взгляд на часы — стрелки остановились в то самое время, когда она открыла дверцу. Маятник замер. Последняя жизнь покинула дом.
Аверин снова открыл ей дверцу машины и, дождавшись, когда Екатерина сядет и пристегнется, дотронулся до ее руки, привлекая внимание.
— Ты не одна, — сказал, глядя ей в глаза, инквизитор и, отпустив руку, захлопнул дверцу.
Он положил китель на заднее сиденье и запустил двигатель.
— И ведь ничего не расскажешь, — с улыбкой заключил Максим, разворачивая машину.
— Не расскажу, — подтвердила ведьма.
— И не надо, — неожиданно усмехнулся инквизитор. — Просто помни, что я сказал: ты не одна.
Глава 7
ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ
Капитан Илья Мартынов в сотый раз пересматривал материалы дела. Не может колдунья действовать так чисто, не оставляя улик. Работа с кровью подразумевает следы, здесь же не остается ни капли. Инквизитор задумчиво барабанил пальцами по столу, когда вернулся их главный выездной оперативник — Слава Брызгалов, ставший выездным по большей части за великолепно подвешенный язык и способность разговорить даже немого. Но сейчас Славка пребывал не в духе. Впрочем, в последние дни, начиная с первой человеческой жертвы, поводов для радости у инквизиции, особенно в их отделе, не имелось.
— Илья, ты просил найти и доставить того инквизитора, Володарского, который напал на Екатерину Яблоневу тринадцать лет назад.
— Доставил? — перебирая фотографии кровавой пентаграммы и символов, спросил капитан.
— Нет, только нашел.
— И где же он?
— В могиле.
Мартынов наконец полностью переключил внимание
