– Девять и четыре.
По обеим сторонам стола все медленно и дружно, с застывшими вилками в руках, повернули головы к говорившему.
Это, ко всеобщему удивлению, прозвучал посреди тишины замогильный голос Торна.
– Вы не могли бы повторить, господин Торн?
– Девять, – повторил он, не поднимая лица от тарелки. – Это число наших фамильных поместий. В основном замки, и почти все они великолепны. Три возведены в Небограде, и один из них я предназначаю вашей дочери в качестве свадебного подарка. – (Тут Торн поднял свои полуприкрытые глаза, похожие на две серебряные щели, но посмотрел он только на мать Офелии.) – Я предлагаю вам посетить наши владения. И если вы найдете там что-нибудь, что вам хотелось бы увезти на Аниму, – добавил он равнодушно, – прошу вас, не стесняйтесь.
Офелия так широко раскрыла глаза, что очки чуть не свалились у нее с носа. Почему из всех возможных тем для разговора Торн выбрал именно такую?
Эффект, который эти слова произвели на родных Офелии, не заставил себя ждать. Одни с отвращением отодвинули от себя тарелки, другие бросили свои салфетки, крестный раскрошил остатки хлеба, а самые юные, поняв, что объявлена война, начали строить Торну ужасные рожи. Только Агата, державшая на руках ребенка, взволнованно затрепетала при слове «замок». Тем не менее никто не осмеливался заговорить.
Все лица повернулись теперь к родителям Офелии – только они имели на это право. Отец побледнел и съежился на стуле, а мать, наоборот, напыжилась и побагровела.
– Господин Торн, – казалось, у нее заныли зубы от одного звука его имени, – если я правильно поняла, вы сейчас пытаетесь купить наше прощение?
– Да.
Торн обвел всех присутствующих ледяным взглядом, от которого одни поморщились, а другие нахмурились. Он всячески избегал смотреть на Офелию, и все же она старалась привлечь его внимание в немой мольбе остановиться.
– Я никогда не буду идеальным зятем, – продолжал он спокойно, словно констатируя общеизвестный факт, – и не рассчитываю на свое обаяние, чтобы убедить вас в обратном. Мои владения – все, чем я могу похвастаться перед вами.
– И это все? – прорычал крестный, и его лицо налилось кровью. – Все, что ты можешь нам сказать? Похоже, ты нарочно ищешь ссоры с нами!
– Послушайте меня, – прервала его Офелия. – Я хотела бы…
– Нет, – перебил Торн, твердо выдержав взгляд крестного, который смотрел на него с другого конца стола. – Я еще не все сказал. «Девять» был мой первый аргумент, чтобы расположить вас к себе. «Четыре» – второй.
– «Четыре» чего, господин Торн?
Офелия пристально посмотрела на отца: неужели он обрел наконец собственный голос? Заговорил он, как всегда, неуверенно, но при этом встал и, опершись руками на столешницу, впился глазами в Торна. Его необычайная серьезность заставляла забыть про облысевший череп и бесцветную физиономию.
– Четыре дня, – ответил Торн, набрасываясь со своим ножом на новый кусок пирога. – Через четыре дня будет наша свадьба. И сейчас неважно, насколько мое поведение по отношению к вашей дочери вас шокирует или вам не нравится; я прошу вас в это не вмешиваться.
– Торн, может быть, не надо…
И снова Офелии не удалось окончить фразу. Ее мать, как вскипевший суп в кастрюле, вскочила со стула, взметнув свои оборки и драгоценности.
– Я участвую в жизни моих детей так, как могу! Увы, я не в силах воспротивиться вашему браку, – призналась она, бросив взгляд на Докладчицу, чей журавль-флюгер снова начал вращаться. – Вы абсолютно бессердечны, месье, говорю вам прямо в лицо.
– Через четыре дня, – повторил Торн, не повышая голоса. – После свадьбы вы сможете приглашать свою дочь навещать вас на Аниме когда угодно и на сколько угодно.
При этих словах мать обрела прежний цвет лица, отец снова сел, а дядья и тетки изумленно переглянулись. Офелия не верила своим ушам.
– Мне кажется, – начала она, решив проявить терпение, – что я могу хотя бы…
– Вы даете мне слово? – перебила ее мать. – Я смогу приглашать дочь домой так часто, как захочу?
Терпение Офелии лопнуло. Что за невыносимая манера – говорить о ней так, словно ее здесь нет! Она десятки раз выступала перед публикой в Оптическом театре, но не могла заставить собственную семью слушать себя! Девушка набрала в грудь воздуха, чтобы наконец высказаться, невзирая на заложенный нос, но твердый ответ Торна пресек ее порыв.
– Я вам это обещаю.
– И никогда не будете мне препятствовать?
Мать Офелии отчеканивала каждое слово, стуча указательным пальцем по скатерти. Испуганная перечница поспешила убраться подальше, отпрыгнув в сторону.
– Нет, – сказал Торн, – препятствовать не буду.
Его взгляд, острый как бритва, прошелся по присутствующим и остановился на очках Офелии. Заскрипели стулья: родители, бабушки, брат, сестры, дядья, тетки и кузены заерзали, поворачиваясь к ней по очереди.
– Если вас еще интересует мое мнение, – сердито заявила Офелия, – то я думаю…
Но на сей раз ее перебила Докладчица:
– Вы слишком сговорчивы, господин Торн.
Она говорила, держа в руке чашку с чаем и снисходительно улыбаясь, а металлический журавль на ее шляпе согласно кивал клювом.
– То, что вы хотите нас успокоить, делает вам честь, – продолжала она. – Но вы не должны давать такие обещания. Место нашей маленькой Офелии здесь, рядом с вами. Если вы предоставите ей такую свободу, она никогда не воспримет серьезно свой супружеский долг и превратит в посмешище этот дипломатический брак.
Торн презрительно фыркнул. Его взгляд медленно перешел от Офелии к ее матери, не задерживаясь на Докладчице, которая наставила на него свой флюгер.
– Подвожу итоги, – заключил он, сплетя длинные пальцы. – Я дарю вам самое выгодное из того, чем владею, – мое имущество, и освобождаю от наименее полезного – от собственного общества. В свою очередь я требую, чтобы в течение этих четырех дней вы не вмешивались в мои дела.
Докладчица перестала улыбаться, оскорбленная тем, что на нее не обращают внимания. У матери напряглось лицо: сморщив веки, нахмурив брови и сжав губы, она так сосредоточенно искала подвох в словах Торна, что булавки в ее высоченном шиньоне задвигались в такт ее мыслям.
Но наконец лицо расслабилось, и на губах заиграла торжествующая улыбка.
– Я бы с удовольствием вернулась к десерту. Положить вам еще пирога, господин Торн?
В кабине фуникулера Офелия молча смотрела на Торна через потемневшие стекла очков. Кое-как усевшись на скамейке напротив и пристроив портфель на коленях, он тоже молчал. Сидевшая рядом с сестрой Агата предпринимала попытки завязать разговор:
– Девять замков, это не-ве-ро-ят-но! А на Аниме вообще нет замков, правда, сестренка? Только уродливые домишки, в лучшем случае – аб-со-лют-но безликие! Ой! Наша кабина что-то сильно скрипит, вам не кажется? Мне так не терпится увидеть что-нибудь гран-ди-оз-ное, месье Торн! Я обошла Опаловое побережье вдоль и поперек: ничего,
