…Идеализм в произведениях Лосева выступает в неприкрашенном, открыто враждебном марксизму виде как учение, глубоко проникнутое ярко антисоветским настроением… Черносотенным и антисемитским духом веет от определения марксизма у Лосева
…Но последняя книга этого реакционера и черносотенца под названием «Диалектика мифа», разрешенная к печатанию Главлитом, является самой откровенной пропагандой наглейшего нашего классового врага… О чем это говорит? Это говорит о том, что у нас все еще недостаточно бдительности
…Коммунист, работник Главлита, пропустивший эту книжку, в которой нас в лицо называют капиталистическими гадами и шакалами, мотивировал необходимость ее разрешения тем, что это «оттенок философской мысли». А я думаю, нам не мешает за подобные оттенки ставить к стенке
…никогда идеализм не выступал в столь реакционной, претенциозной и воинственной форме, как теперь в лице Лосева… прямое нападение на социализм, ибо кто же «злобствует против всякого ума», согласно Лосеву, как не пролетарская революция
…этот современный проповедник астрологии и алхимии поистине с изуверским бешенством говорит о материализме, эмпиризме, науке… В период, когда задачи социалистического строительства решаются в условиях ожесточенного сопротивления кулачества, особенно резко проявляется контрреволюционная роль религиозно-поповского мракобесия, проповедуемого Лосевыми в рясах и без ряс
…стремится в глазах читателя изобразить марксистскую эстетику, как какую-то недоумочную теорию… Вы опоздали, Лосев, со своей теорией десятка на два лет. Два десятка лет назад вы получили бы признание и вам уготовано было бы почетное место в «Новом времени» между Меньшиковым и Розановым
…профессор этот явно безумен, очевидно малограмотен, и если дикие слова его кто-нибудь почувствует как удар, – это удар не только сумасшедшего, но и слепого
Время и место те же. Несколько цитат из работ А. Ф. Лосева.
…Иной раз вы с пафосом долбите: «Социализм возможен в одной стране. Социализм возможен в одной стране. Социализм возможен в одной стране». Не чувствуете ли вы в это время, что кто-то или что-то на очень высокой ноте пищит у вас в душе: «Н-е-е-е…», или «Н-и-и-и-и-и…», или просто «И-и-и-и-и-и…»
…Диалектика, повторяю, есть наука, и жизненность ее не в том, что она лечит ваш желудок от расстройства или помогает вам в ваших приключениях с «комсомолками»
…Только человек без роду и племени, ненавидящий все родное и интимное, убийца близких и родных, может уничтожить догмат о троичности
…Лжеумствующим же, что имя отделимо от сущности и не есть сама сущность… – таковым ономатомахам, в суете мнящим ниспровергнуть древнюю ономатодоксию, трижды анафема да будет
Вот такой безнадежный получился диалог, карнавал и хронотоп одновременно (простите, Михаил Михайлович).
Головной убор, как и прочее подобное, – не пустяк. Любая вещь суть настолько вещь еще и живая, вещь живущая, насколько она что-то сообщает и нечто символизирует. Кстати вспомним рассуждение из гл. II «Диалектики мифа» («надеть розовый галстук или начать танцевать для иного значило бы переменить мировоззрение») и зададимся неизбежным вопросом: а что же тогда означала черная шапочка, покрывавшая голову автора «Диалектики мифа»?
Шитая из шелка или, в облегченном варианте, из крепдешина, по форме она была близка к той, что описана у В. И. Даля как «ермолка»: сие есть «легкая шапочка вплоть по голове, без околыша или какой- либо прибавки». Вернее, она являла нечто среднее между простонародной ермолкой (еще старинное наименование – мурмолка), профессорско-академической шапочкой и монашеской скуфьей. Пустяками мы решили не ограничиваться. Потому не будем говорить просто о предмете домашнего обихода, надеваемом для тепла, или о свидетельстве тех или иных научных заслуг. Кому все-таки люб пустячный второй вариант, тому возразим: Лосев никогда не состоял в Академии, а профессорское звание получил еще в 1919 году, тогда как черная шапочка появилась десятилетием позже. Остается монашество? Теперь мы знаем – да: летом 1929 года Валентина Михайловна и Алексей Федорович Лосевы приняли тайный монашеский постриг. В лосевском архиве этому факту нашлись прямые подтверждения. Шапочка тоже свидетельствовала о монашестве, знаменовала его.
Иной оттенок смысла интересующего нас головного убора мы уясним, если обратимся к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и сразу скажем: черная шапочка мастера есть та же шапочка Лосева. Принципиальных возражений такое уравнение не должно вызывать уже хотя бы потому, что шапочка булгаковского героя манифестировала подвижнический труд и творчество, служение и мастерство, и такой символ духовного подвига целиком соединим, конечно, с обликом А. Ф. Лосева. Не случайно один современный писатель, придя однажды на Арбат за интервью и впервые увидев философа в черной шапочке, не смог удержаться от очевидной булгаковской аллюзии:
– Только вышитой буквы «М» не хватает!..
Возможна и более тесная связь шапочки Булгакова и шапочки Лосева. Дело в том, что та самая (вторая по счету) редакция романа, где были впервые выведены Маргарита с ее желтыми цветами в руках и безымянный Мастер с его неизменным атрибутом избранности на голове, редакция эта появилась как раз в 1933 году, когда в круг хороших знакомых Булгакова вошел один человек, вскоре ставший другом. Его звали Павел Сергеевич Попов. Он-то хорошо знал чету Лосевых и мог о них поведать писателю много интересного. Начиная с черной шапочки… Однако, оставляя данную гипотезу благодарным булгаковедам, мы на пути за смыслами двинемся дальше в прошлое.
Подобная шапочка на голове философа примерно за век до Лосева уже отмечала определенную веху в истории Отечества. Она была тоже во имя идеи. Напомним, как Герцен в «Былом и думах» констатировал, что «во всей России, кроме славянофилов, никто не носит мурмолок», и всегда начинал что-нибудь едкое о «не наших» (для него не наших) так: «К. Аксаков с мурмолкой в руке вещал» и т. д. Но он же отдавал должное своим давним оппонентам и констатировал, что «с них начинается
Смыслы не прибавляются и не убавляются, они лишь постепенно проступают и проявляются.
Странное на первый взгляд «и». Знаменитый портрет Моны Лизы, жены флорентийского дворянина Франческо дель Джокондо (доверимся Вазари в указании этих деталей), завершен великим Леонардо около 1503 года. Не менее знаменитая улыбка, тиражированная за полтысячелетия миллионами воспроизведений. А рядом почему-то возникла некоторого рода «легкая музыка» уже начала XX века. Как раз о фокстроте судил Лосев, пользуясь словами героя своей повести «Из разговоров на Беломорстрое», судил наблюдательно и сердито: «Эта штука вся состоит из однообразной ритмической рубки, как бы из толчения на одном месте, но вся эта видимая бодрость и четкость залита внутри развратно-томительной, сладострастно-анархической мглой, так что снаружи – весело и бодро, а внутри – пусто, развратно, тоскливо и сладко, спереди – логика, механизм, организация, а внутри – дрожащая, вызывающая, ни во что не верящая, циничная и похотливая радость полной беспринципности».
Volens nolens, рассматривать «Джоконду» рядом с фокстротом заставляет нас еще одно оценочное суждение А. Ф. Лосева, которое дано в «Эстетике Возрождения». Оно – специально о той гранд-улыбке: «Ведь стоит только всмотреться в глаза Джоконды, как можно без труда заметить, что она, собственно говоря, совсем не улыбается. Это не улыбка, но хищная физиономия с холодными глазами и с отчетливым знанием беспомощности той жертвы, которой Джоконда хочет овладеть… Мелко корыстная, но тем не менее бесовская улыбочка»… Ничего похожего на стандартные дифирамбы, скорее тут разоблачение и приговор.
Общий подход и типическое в лосевских суждениях о творении Леонардо и о танцевальной американской музыке найти не трудно. Сначала – о подходе. Методика вроде бы доступная и хорошо