Одна из самых длинных его речей. Мириам спросила:
– Для чего?
– Чтобы активировать новые секвенции, – Борис запнулся. – Дети – они не совсем…
– Люди?
– Да.
– Что такое человек? – спросила Мириам угрожающе. – Борис, это же дети. Да, ты работал над ними как дизайнер, жидкая среда и все такое, ты делал свою работу, но кое-чего так и не понял. Это дети, во-первых и в-главных. И хотя ты их практически родил, это еще не делает тебя родителем.
– Мириам…
– Нет, – вспыхнула она. – Оставь этот тон, Борис. Не со мной.
Робопоп глядел в пространство между ними и тактично отступал. Диспут между ботами и зеваками разгорелся не на шутку. Древний Элиезер, забыв обо всем, длил песнопения и творил бога.
Кармель падала в черный кубоид.
Она проснулась, хватая ртом воздух, и уже решила, что вернулась в комнатку на Центральной, что наркотик выдохся.
Но ничто вокруг не напоминало Центральную.
На миг она запаниковала.
Три солнца на небе. Яростная стычка цветов: синий, зеленый и красный пропитывали мир насквозь, а на горизонте виднелись звезды, и еще черная дыра в кольце хабитатов.
Она стояла высоко над портом и смотрела вниз, на невозможный город. Толпы инопланетян на улицах. Пневмобили и летуны в небесах. Транспортные корабли, исполинские, как луны, надвигаются из космоса.
Порт Орлов, квадрант Дельта, вселенная Гильдий Ашкелона.
Черная дыра, видимая благодаря туманности галактической пыли и окрестных хабитатов, – игромирная сингулярность, космическая кротовина, невозможная в реальном мире. Кармель все поняла, едва взглянув на дыру.
Когда-то она, совсем юная девочка вроде святой К’Мелл, работала в порту Орлов, копила деньги, чтобы сбежать из дома, – но с тех пор здесь не бывала.
Быть стригой и входить в игромирье опасно.
Запах инфы витал повсюду. Новые рецепторы Кармель задохнулись от восторга.
До перемены она была другой. Тогда, будучи вульгарным человеком, она принимала формы за чистую монету: спала в коконе, впитывала сенсорную матрицу. Но теперь, став стригой…
Как стрига она чувствовала окружавший ее мир. Его переполнял токток блонг нараван, Разговор Иных. В ГиАш их зовут Системными Богами. Она видела цифровой паттерн переплетающихся солнечных лучей, ощущала притяжение сингулярности на горизонте, математические уравнения, управлявшие гравитацией, графические векторы невозможных движущихся кораблей. Рот Кармель затопило слюной. Свежая инфа, люди, маскирующиеся под инопланетян, и Иные, маскирующиеся под людей, – повсюду.
Но что она тут делает?
Кармель едва помнила комнату и застывшего над ней мужчину со шприцем. Видение угасало, исчезало в инфопотопе.
Она хотела выбраться из игромирья. Но в ней жил голод; почти бессознательно Кармель двинулась прочь от огромного панорамного окна и спустилась на эскалаторе, на уровень улиц, в игромирную имитацию космопорта, в котором ее тело жило ныне во вселенной-1. Снаружи лицо Кармель озарил свет трех солнц. Ее будто невзначай погладил шедший мимо осьминоид. Порт Орлов – центр торговли, здесь пересекаются сотни крупных и мелких гильдий; здесь можно зафрахтовать корабль, нанять пиратов, каперов, матросов, солдат, ученых. В ГиАш есть свои сокровища: древние исчезнувшие расы, загадочные руины, невиданные планетные системы, населенные исключительно неигровыми персонажами.
Кармель как во сне шла за осьминоидом. Его разум был ей открыт, она не могла ничего с собой поделать – и следовала за ним по переполненным улицам, пока он не скользнул в тихий переулок, ведший к набережной; там Кармель атаковала.
Она ела быстро, не сдерживая себя. Осьминоид был осьминоидом и в реале. Он подвергся модификации много лет назад. Сейчас он бился в конвульсиях внутри сделанного по заказу кокона где-то в Поясе, и его реальное тело было так же беспомощно, как цифровое, из которого Кармель высасывала воспоминания, коды доступа, игромирные приключения. Она обнаружила, что он – адмирал одной из малых гильдий. Он командовал кораблем и получил прозвище «Мясник Соледад-5»: в начале кампании адмирал отдал приказ использовать оружие Судного дня против звездной системы ГиАш, уничтожив всех до единого неигровых персонажей и игроков в радиусе светового года от этой звезды.
Женат, трое детей, жена – шахтер с собственным кораблем, старшая дочь недавно вышла замуж, старший сын хочет пойти по стопам отца в ГиАш, младший – трудный ребенок, не слушается… Все это и много больше Кармель высосала из его сознания, его нода, в припадке голода, прекрасно понимая, что так нельзя, ее поймают, Иные повсюду, Системные Боги наблюдают… Кармель оторвалась от осьминоида. Он лежал, свернувшись в клубок, мозг насыщен допамином, и вдруг Кармель сделала нечто для себя неожиданное: дотянулась до нода и его толкнула, сознание исчезло, виртуальное тело растворилось, стерлось – она отправила его обратно в телесность.
Теперь, насытившись, ее разум прояснился, она понимала, что ей тоже нужно рвать когти, но почему-то не смогла проделать с собой то, что только что проделала с жертвой, путь наружу для нее закрыт, надо искать выход, врата игромира; в отчаянии она сделала еще одну попытку: Отмена! Отмена! – но ничего не вышло. Небо сгустилось, с него упал луч света, коснулся Кармель, вобрал в себя, и она закрыла глаза, признав поражение, и запел хор ангелов, и ее подняли, как куклу, и она вознеслась в свет, вознеслась на небо.
– Мотл?
– Исобель. Что же ты делаешь?
Она всхлипывала.
– Не знаю, – сказала она. – Тут темно. Мотл, мне холодно. Мне так холодно.
– Где ты? Что это за место?
– Я не знаю. Я прошла сквозь эту штуку. Такую, она как… ну…
Она растеряла даже слова, они отлепились от нее и исчезли.
– Пракосмос, – Мотл выругался. – Ты прошла через шахту сингулярности.
– Что?
– Бомбы с враждебными кодами, – объяснил он. – Мы использовали такие на… на одной из войн. Или на всех. Не помню.
– В ГиАш были войны?
– Войны велись на обоих уровнях бытия, – он не хотел вспоминать.
– Обними меня, – сказала Исобель. – Мне холодно.
– Я тебя вытащу. Что с твоим экипажем?
– Я не знаю. Я их не вижу.
– Они могут быть в порядке. – Прозвучало неубедительно, и сердце Исобель замерло (и где-то в коконе, пропахшем немытыми телами, сколлапсировало ее тело).
– Как ты сюда попал, Мотл? Мотл, прости меня.
– Это я виноват, – сказал он. – Я обещал тебе, что покончу с дрянью. С наркотой. Но Борис попросил об одолжении.
– Ты должен был ему отказать.
– Я обязан ему, Исобель.
– Чем?
– Подожди. Слышишь?
– Что это?
– Песня сирены. Бог растет. С жизнью приходит смерть. Мы можем пойти на зов.
– Как?
– Обними меня. Обними меня крепко.
Она обняла его. Обняла крепко. Его аватар в пракосмосе. Запах аватара был тем же. Масло, металл, пот. Они пробирались сквозь темноту, и миг спустя она поняла, что тоже слышит, даже чувствует притяжение бога.
– Это не моя вина. Пожалуйста. Вы должны мне верить!
Голос чистый, ангельский, исходил от бога и проникал прямо в ее нод, в ее разум. Маленькая стрига, сказал бог, тебе нельзя здесь находиться.
– Меня убикнули.
Она и сама поняла, как вяло и
