– Что он сделал?

– Он что-то мне дал. И что-то забрал. Память. Мою или чью-то еще. Ее уже нет.

– Что он тебе дал?

– Знание. О том, что он существует.

– Накаймас.

– Да. – Смешок, горький, под стать кофе. – Черная магия. Как моя. Не как моя.

– Ты была оружием, – сказал вдруг Ачимвене. Она резко обернулась. На столике – две кофейные чашки. Стакан на лакированном дереве.

– Что?

– Я о таком читал.

– Вечно ты о своих книгах.

По ее тону было неясно, всерьез она или нет. Ачимвене продолжил:

– В твоем Разговоре есть безмолвие. Лакуны. – Он не мог себе этого представить, для него Разговор и есть безмолвие. – В книгах есть ответы.

Она разлила кофе, размешала сахар. Подошла, села рядом, их тела соприкоснулись. Передала ему чашку.

– Рассказывай.

Он пригубил кофе. Напиток обжег язык. Сладко. Он заговорил торопливо:

– Я читал об этой болезни. Стриги. Шамбло. Упоминания о вирусе Шангри-Ла, современные описания. Лаборатории Куньмина разрабатывали генетическое оружие, но война кончилась прежде, чем штамм был готов… Они продали его в космос, кто-то выпустил штамм на свободу, он распространился. Абсолютно все пошло не так. Есть намеки… Мне нужен доступ к большой библиотеке. Разные слухи. Загадочные примечания…

– Что в них было?

– Гипотезы о более важной цели. О том, что стриги – побочный продукт. О секретной цели…

Может, они и сами хотели в это поверить. Тайны и загадки нужны всем.

Кармель поежилась. Посмотрела на Ачимвене. Улыбнулась. Кажется, ее первая искренняя улыбка. Зубы длинные, острые.

– Мы можем все выяснить.

– Вместе, – кивнул он. Стал пить кофе, скрывая возбуждение. Впрочем, он знал, что она все видит.

– Мы можем стать сыщиками.

– Как судья Ди, – ввернул он.

– Кто?

– Один сыщик.

– Книжный сыщик, – отмахнулась она.

– Тогда как Билл Глиммунг, – не сдавался он. Ее лицо озарилось. На секунду она стала такой молодой:

– Обожаю Глиммунга!

Даже Ачимвене видел фильмы о Глиммунге. Их снимают в 2D, 3D, полной загрузке, арома-варианте и версии для тач-гобелена. Жанр «марсианский жесткач», студия «Фобос» выдала сотни таких фильмов за десятилетия, а то и века, лучше всех героя играет Элвис Мандела.

– Тогда как Билл Глиммунг, – торжественно подтвердила она, и он засмеялся. Согласился:

– Как Глиммунг.

Так любовники стали соучастниками и сыщиками.

– Там был кто-то еще, – сказала Кармель. Ачимвене спросил:

– Что?

Они шагали рядом по тротуарам Центральной. Кармель сказала:

– Когда я влетела. Залетела. – Она раздраженно потрясла головой, один дред зазмеился у рта, она сдула его прочь. – Когда я прилетела на Землю.

Эти несколько слов пробудили в Ачимвене безымянную тоску. О стольком догадываться, столько всего осознавать – и никогда не покидать родной город. Кармель продолжила:

– Перед тем как лететь, я купила себе новую личину в Тунъюне. Лучшую из возможных. У брюхонога…

Она посмотрела на него: понял или нет? Ачимвене понял. Брюхоног – тот, кого упрятали, вплавили в постоянный кокон-экзоскелет. Частично человек, частично цифровой за счет расширения. Что-то похожее проделывали с евнухами на древней Земле. Ачимвене сказал:

– Ясно. И?

– Личина сработала. Когда я проходила таможню Центральной, меня пропустили, без проблем. И… цифровые не просекли мою… природу. Фальшивая личина их устроила.

– И что?

Кармель вздохнула, выбившийся дред защекотал шею Ачимвене, по телу заструился поток тепла.

– Такое вообще возможно? – Она остановилась, а когда Ачимвене остановился тоже, стала расхаживать туда-сюда. Летучий фонарик подплыл к ним, принялся раскачиваться, будто почуяв напряжение, потом полетел дальше, оставив их в тени.

– На Земле нет других стриг, – заявила Кармель.

– Почему мы в этом так уверены?

– Это факт. Об этом знают все.

Ачимвене поморщился.

– Но ты-то здесь, – парировал он.

Кармель помахала пальцем, ткнула им в лицо Ачимвене.

– Как такое вообще возможно? – заорала она, испугав его не на шутку. – Я думала, все сработало, потому что хотела так думать. Но, уж конечно, они в курсе! Я не человек, Ачи! Мое тело кишит нодальными волокнами, эксабайтами инфы, враждебными протоколами! Ты хочешь сказать мне, что они не в курсе?

Ачимвене покачал головой. Протянул руку, но Кармель отпрянула.

– Что ты такое говоришь? – сказал он.

– Они меня пропустили. – Констатация.

– Почему? Зачем им это понадобилось?

– Я не знаю.

Ачимвене закусил губу. Внутри него совершался интуитивный скачок, нейроны спевались с нейронами.

– Ты думаешь, это из-за тех детей.

Кармель замерла. Ачимвене любовался ее бледным, изящным лицом.

– Да, – сказала она.

– Почему?

– Я не знаю.

– Тогда тебе надо спросить цифрового, – предложил он. – Надо спросить Иного.

Она пронзила его взглядом.

– С чего бы им со мной разговаривать?

Ачимвене не знал, что ответить.

– Будем продолжать, как договорились, – он чуть заикался. – Найдем ответы. Кармель, рано или поздно мы все поймем.

– Как?

Он притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. В сознании Ачимвене всплыли слова из древней книги, а с ними и вся сцена.

– Мы доберемся до самой сути, – сказал он.

Вот так в жаркий душный день Ачимвене и стрига Кармель покинули Центральную; они шли пешком и вскоре пересекли невидимый барьер, отделяющий старый район от собственно Тель-Авива. Ачимвене шагал медленно; с его губ свисала электронная сигарета – еще одна винтажная привязанность; федора дарила тень глазам, поля шляпы пропитывал пот. Рядом – крутая Кармель в голубом платье. Они вышли на улицу Алленби и двинулись в сторону рынка Кармель…

– Точно как мое имя, – изумилась Кармель.

– Это древнее имя, – сказал Ачимвене. Мыслями он был далеко.

– Куда мы идем?

Ачимвене улыбнулся, металлический кожух сигареты обрамили белые зубы.

– Любому детективу, – произнес он, – нужен информатор.

Улица Алленби – длинная и грязная, здесь полно сумрачных лавок с пиратскими девайсами, которые, к гадалке не ходи, работать не будут. Кармель ждала у волшебной лавки. Ачимвене поторговался с продавцом соков, вернулся с двумя стаканами свежевыжатого апельсинового сока, передал один Кармель. Они прошли мимо пекарни, в которую зазывали их кремовые сладости. Мимо нода церкви Робота; здешний ржавый проповедник пытался привлечь внимание грустным и расстроенным видом. Мимо прилавков с шаурмой, густо пахших пряностями и бараньим жиром. Мимо дорожного уборщика, издавшего приятную трель, и вербовочного центра марсианского движения кибуцим. Мимо стайки ортодоксальных евреев в черном; у них, как и у Ачимвене, не было нода.

Кармель вертела головой, впитывала запахи, образы, фиды; Ачимвене знал: все это время она питается незамутненными трансляциями. Сам он ничего подобного испытать не мог, но все-таки понимал: фиды здесь, невидимы, но вечно рядом. Как Бог. Вспомнились строки из стихотворения Махмуда Дарвиша. Что-то о стране, в которой видишь только невидимое.

– Гляди, – Кармель улыбалась. – Книжный.

Самый настоящий. До рынка рукой подать, толчея уплотняется, солнечные автобусы, как расправившие крылья насекомые, ползут по Алленби, везя пассажиров, воздух пахнет свежими овощами, перцем, помидорами и еще сладкими апельсинами. «Книжный» был, по сути, двориком под открытым небом: под навесами громоздятся неровными горами книги; цен на них нет, о ценах нужно спрашивать, они всегда зависят от владельца, от его настроения, от погоды, расположения звезд – и от того, нравитесь вы ему или нет.

Означенный владелец стоял в тени длинных металлических этажерок, выстроившихся в ряд и стоявших стеной. Он курил сигару; нестерпимое амбре наполняло воздух и заставило