– Там сзади есть кто-нибудь? – спросил он. – Кто-нибудь может нас увидеть?

Патер снова отчаянно замотал головой.

– Они все спереди, надеются задать купцам пару вопросов до того, как начнется трапеза.

– И Тан тоже?

– Да, он тоже там! Рядом со Шьял Нином!

Это решило вопрос. Двое друзей пустились в обход трапезной. Патер вприпрыжку шел впереди; Каден натянул на голову капюшон, чтобы его лицо было в тени, стараясь выглядеть неприметнее. Бросив опасливый взгляд через плечо, он скользнул в узкий дверной проем, затем взобрался по приставной лестнице на крошечный второй ярус, где в тесных клетках гнездились голуби. До него доносилось их тихое воркование – мягкий, нежный звук, рождавшийся в самой глубине птичьей грудки. Даже затхлый запах сена и голубиного помета рождал чувство уюта, пробуждал воспоминания детства, когда они с Акйилом прятались в этом полумраке, отлынивая от работы и избегая своих умиалов. Рампури Тан появился позже. Сильно позже.

– Сюда, – шепнул Патер, дергая за рукав его балахона.

Малыш указывал на место, где пакля, которой были заделаны щели между камнями, была выковыряна пальцами прежних учеников. Снова чувствуя себя таким же любопытным мальчишкой, каким был в детстве, Каден прильнул глазом к щели и удовлетворенно улыбнулся, обнаружив, что смотрит во внутреннее помещение трапезной.

Все пространство длинной комнаты, от каменного пола до сходящихся кверху балок потолка, занимали широкие общие столы, за которыми ели монахи. Большинство из них уже расселись по своим местам, хотя никто не притрагивался к пище – ждали гостей. Братья вполголоса переговаривались между собой, в то время как некоторые из более молодых послушников задумчиво поглядывали в сторону кухни – они явно были голодны и столь же явно опасались, что их умиалы заметят нарушение монастырской дисциплины. Каден, однако, смотрел только на дверь, поэтому увидел двоих незнакомцев сразу, как они вошли.

Первым в дверном проеме показался коренастый светловолосый мужчина средних лет. Несмотря на холод, он был одет в ярко-красный кожаный камзол без рукавов, и даже со своего насеста Каден мог видеть мышцы, веревками оплетавшие его руки и шею. Он был далеко не красив, его кожа загрубела от многих дней пребывания на солнце, близко посаженные глаза смотрели зорко и хищно, но двигался он с уверенной бесцеремонностью. Его спутница вошла следом, и Каден порадовался, что из-за каменной стены никто не видит, как он на нее уставился. Патер ни словом не упомянул, что один из гостей женщина.

Посетительница была стройной и изящной, в превосходно скроенном плаще для верховой езды, на ее пальцах блестели перстни. На первый взгляд она могла показаться молодой, но годы оставили на ней свои незаметные отметины – несколько тонких морщинок возле уголков глаз, несколько седых нитей среди темных длинных волос. Каден решил, что ей должно быть немногим более сорока. Она слегка прихрамывала на правую ногу, как если бы у нее было повреждено колено или бедро – очевидно, дорога до Ашк-лана стала для нее серьезным испытанием.

Каден поискал взглядом Рампури Тана, потом снова вернулся к изучению новоприбывших. Он видел не так уж много купцов за последние восемь лет, но в этих двоих было что-то странное, какое-то несоответствие, словно рябь на воде пруда в безветренный день.

– Дай и мне посмотреть! – настойчиво прошептал Патер. – Пусти! Теперь моя очередь!

Каден покинул свой пост, и пока Патер неуклюже пробирался мимо него, прикрыл глаза, пытаясь осознать, что его так поразило. Он призвал из памяти сама-ан. Картинка была несовершенной, расплывчатой по краям, поскольку ему не хватило времени, чтобы сделать гравировку как следует, но в центре все детали были достаточно отчетливыми – мужчина и женщина, застывшие в момент входа в большую залу трапезной. Каден принялся изучать выражение их лиц, их позы и одежду, стремясь вытащить на свет источник своего сомнения. Может быть, они хмурились? Или выглядели испуганными? Как-нибудь странно двигались? Каден тряхнул головой. Он не видел ничего необычного.

– Вот видишь, Каден, ты зря волновался, – шепнул ему Патер. – Тан уже там, разговаривает с этими двумя.

Упоминание имени его умиала окатило Кадена словно ушат холодной воды. Он вдруг снова вернулся к сцене в келье своего учителя, случившейся почти два месяца назад, когда тот до крови исхлестал Кадена из-за его рисунка растерзанной козы. «Любой дурак может увидеть то, что есть. Ты же должен видеть то, чего нет!» Возможно, его беспокоило в этих торговцах не то, что он в них увидел, а то, что должен был увидеть? Каден снова призвал сама-ан и опять стал его рассматривать.

– А теперь они говорят с настоятелем, – почти беззвучно продолжал комментировать Патер. – Я даже не знал, что можно делать одежду такого цвета!

Настоятель… Каден обратился к мысленному изображению. Эти двое купцов проделали сотни лиг, чтобы что-то продать, и если они имели хоть какое-то представление о монастырях, то знали, что Шьял Нин – тот самый человек, от которого будет зависеть успех или неудача их предприятия. И вот он рядом, стоит почти у самой двери, прямо перед ними, и тем не менее в этот первый момент, когда они переступают через порог, ни один из них не смотрит на него! Женщина уставилась куда-то вдаль над головами монахов, словно разглядывает потолочные балки, а голова мужчины повернута резко влево, как будто он контролирует пространство, загороженное отворившейся дверью. Каден позволил изображению прийти в движение, и практически мгновенно двое прибывших устремились к настоятелю с улыбками на лицах.

– Дай-ка мне еще раз посмотреть, – сказал Каден, толкая Патера локтем в бок.

Малыш сверкнул на него глазами, потом сдался и отодвинулся чуть-чуть влево.

– Вот, – произнес он. – Так мы оба сможем видеть.

Смирившись с костлявым локтем, упершимся ему в ребра, Каден снова приник к щелке.

Шьял Нин коротко и официально представился, и гости ответили тем же, причем мужчина коротко кивнул, а женщина, воздержавшись от реверанса, лишь изящно поклонилась. В ее голубых глазах посверкивали искорки, перекликавшиеся с блеском камней в ее перстнях. Можно было бы ожидать, что она будет вымотанной после утомительного пути по горам, однако женщина с любопытством разглядывала все вокруг и живо интересовалась находящимися перед ней людьми. Их имена, Пирр и Хакин Лакатур, звучали странно для ушей Кадена, а то, как они произносили слова – тягуче, со множеством шипящих, – явно не было аннурским выговором.

– Долго же приходится взбираться на вашу горку, – с кривой улыбкой пожаловалась Пирр, потирая колено. – Может быть, вам стоит завести у себя кого-нибудь из этих кеттрал, о которых рассказывают столько удивительного.

– Для нас ценно наше уединение, – отозвался Нин, не без сочувствия в голосе.

Женщина с улыбкой повернулась к своему компаньону.

– Это значит, – пояснила она удрученно, –