– Ну хорошо, – сказал Каден. – Я понимаю. Ты присматриваешь за моей спиной, я за твоей, а остальными могут пообедать вороны. Но тем не менее какая-то тварь рыщет вокруг, убивая монахов, а мы с тобой, если ты до сих пор не заметил, тоже монахи.

– Мы будем осторожны.

– Зная тебя, это кажется маловероятным. А что планирует предпринимать Шьял Нин?

Его бесило, что он должен узнавать все новости из вторых рук – через Акйила, но он был еще слишком слаб, чтобы передвигаться по монастырю самостоятельно.

– Понятия не имею, – отвечал тот. – Нин снова заперся у себя в келье с Алтафом и Таном. Эти трое хуже, чем компания пожилых шлюх!

Каден проигнорировал эту ремарку.

– А что делают остальные монахи?

Невзирая на хинскую сдержанность, он заметил легкую тень беспокойства, повисшую над монастырем.

– Нин пока что позволяет нам выходить за пределы монастыря, но только группами по четыре человека.

– Ну, это совсем неудобно. А как будут пастись козы? Кто будет носить глину и воду?

– Посмотри на это с другой стороны, – возразил Акйил, ухмыляясь. – Не надо бегать на Венарт, таскать камни с горы для очередного умиала, искать беличьи следы по всем этим Шаэлем клятым горам. Нам бы еще бутыль эля да пару девчонок пощекотать, и здесь было бы почти так же хорошо, как провести неделю в Квартале.

– Разве что вокруг рыщет какая-то тварь, которая пытается нас прикончить, – попытался охладить друга Каден, раздосадованный его легкомыслием.

– Ты что, не слушал, что я тебе говорил минуту назад? – спросил Акйил. Его лицо снова стало серьезным. – Что-то всегда пытается тебя прикончить. И я говорю не только о Квартале. Ананшаэль повсюду, даже в твоем распрекрасном Рассветном дворце.

Каден притих. Дворец, в котором он вырос, был одновременно раем и крепостью: сады с айлантами, цветущими вишнями, раскидистыми кедрами, обнесенные неприступными золотыми стенами. Однако даже здесь ему никогда не дозволялось бегать без его эдолийских стражников, следующих в нескольких шагах позади. Эти люди казались ему друзьями или добрыми дядюшками, но они не были дядюшками. Они находились там потому, что в них нуждались, а нуждались в них потому, что Акйил был прав: Смерть вступала даже в залы Рассветного дворца.

Новый порыв ветра ворвался в столовую, когда закутанная в балахон фигура открыла дверь и затем резко закрыла ее за собой. Рампури Тан, вдруг понял Каден, и почувствовал, как по его коже острым гвоздем проскребло предчувствие. «Может быть, он пришел просто чтобы поесть», – подумал он. Конечно же, еще слишком рано для нового испытания. Вряд ли умиал собирался еще раз подвергнуть его погребению заживо. Игнорируя кивки сидящих монахов, Тан своей размашистой неслышной походкой прошагал по плитам пола и склонился над столом Кадена. Какое-то время он молча разглядывал ученика.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он наконец.

Каден слышал этот вопрос уже достаточно много раз, чтобы не попасться в ловушку.

– Тело больное и слабое, но оно вполне может дышать и двигаться.

Тан хмыкнул.

– Хорошо. Завтра на рассвете мы возобновим твое обучение. Найдешь меня возле тропы, ведущей к нижнему пастбищу.

Каден прищурился, соображая, что может значить это указание.

– Я думал, настоятель разрешает ходить только вчетвером.

– Акйил тоже пойдет, – безапелляционно заявил Тан.

Тот факт, что он даже не потрудился взглянуть на Акйила, сообщая свои новости, по-видимому, задел юношу. С видом нарочитой почтительности Акйил поднялся со своего места и развел руками, изображая недоумение.

– Я бы с радостью присоединился к вам, брат Тан, но наш настоятель совершенно недвусмысленно огласил цифру четыре, и, конечно же, я никоим образом не могу преступить…

Широкая ладонь Тана впечаталась в его лицо, опрокинув его спиной на стол, так что он перевернул свою миску с супом. Ошеломленное выражение на лице Акйила сменилось гневом; жидкость растеклась по поверхности стола и закапала через край, собираясь в лужицу на каменном полу. Старший монах даже не моргнул.

– Троих будет достаточно. Встретимся завтра на рассвете.

– Он… – начал Акйил, когда дверь за Таном закрылась. Суп расплескался по его балахону, и юноша принялся счищать его резкими сердитыми движениями.

– В следующий раз он привяжет тебя к сосне и оставит на съедение воронам, – перебил Каден. – Если ты думаешь, что Йен Гарвал суровый умиал, ты чего-то не понимаешь в этой жизни. Вот, посмотри, – он показал на свои ввалившиеся щеки и исхудавшие руки. – Посмотри, во что я превратился, а я ведь делал все, что во власти Эйе, чтобы повиноваться ему! Так что сядь-ка ты обратно и не ухудшай свое положение.

Кивнув, Акйил сел на скамью, но в его взгляде появилось новое выражение – резкое и непокорное, которое весьма обеспокоило Кадена.

28

Утро наступило ясное и холодное. Иней расписал хвою на можжевельниках, а поверхность воды в бадье у входа в трапезную подернулась тонкой коркой льда. Каден проломил ее, оцарапав кожу на костяшках, так что в воде расплылась ярко-красная полоска, когда он окунул туда руку, чтобы поплескать водой себе на волосы и лицо. Ледяная струйка просочилась по спине под балахоном, но он был рад этому ощущению – оно помогло ему проснуться, а он хотел быть пободрее, когда предстанет перед Рампури Таном и тем, что тот для него приготовил.

– Почему ты никогда не напоминаешь мне, что начало лета здесь, в горах, не обязательно означает, что будет тепло? – спросил Акйил, присоединяясь к нему возле бадьи.

Он погрузил обе руки в воду, провел ими по своей лохматой черной шевелюре, а затем сложил руки лодочкой и принялся дуть в ладони. Солнце еще не показалось над восточными горами, но прозрачный свет, заливавший небо, становился все ярче. Каден с Акйилом были не единственными, кто уже встал. Из медитационного зала доносилось приглушенное гудение – старшие монахи выполняли свои утренние практики, – а ученики и послушники начинали таскать ведра с водой по дорожкам монастырского двора.

– Днем будет достаточно жарко, – заверил друга Каден, хотя тоже ощущал, как кожа под балахоном покрывается пупырышками. – Пойдем. Тан не любит, когда его заставляют ждать.

Вдвоем они пересекли двор, хрустя сандалиями по гравию; дыхание облачками висело перед их лицами. Обычно Каден любил это время суток, по крайней мере в те дни, когда ему предоставлялась возможность подняться так рано. Утренние звуки казались какими-то более яркими, утренний свет – более мягким. Сегодня, однако, что-то заставляло волоски на его загривке топорщиться. Пока они с Акйилом шагали по неровной тропинке за пределами монастырских владений, его взгляд постоянно метался от одного тенистого уголка к другому, выискивая каждую ямку, откуда низкое солнце еще не успело выгнать оставшуюся с ночи тень.

В одной из этих теней их поджидал Тан. Он