— Еще бы! — театрально вскинул руки Левер. — Дать отпор врагу — первейшая задача! Ничего, успеется… Тебе еще почти что сутки здесь торчать…
— Послушай, Левер, все же я не понимаю, — начал я, стараясь подавить в себе растущее слепое раздражение, — чего ты добиваешься? Тебе не нравится тут — ну так уходи, но только по-хорошему, мест для работы нынче много, даже чересчур! Тебя, похоже, угнетает обстановка на Земле — не надо было прилетать совсем. Хотя — как патриот, как человек, в конце концов! — и вне Земли ты не имеешь никаких моральных прав вести себя иначе, уклоняться от борьбы. Долг каждого — везде… Да что я объясняю?! Стыдно даже… Но теперь, уж коли ты на станции, уж коли совершенно добровольно подрядился этим делом заниматься, — что тебе не так?
— А все! — ответил Левер, подбоченясь. — Все буквально. Ты вот, например!..
— Ну, что ж, благодарю. Ты поразительно любезен… Чем же я не угодил?
— Х-м… Лично ты — пока ничем. Но твоя деятельность, этот ореол вокруг тебя…
— А я и вправду занят очень важным делом! И доказывать что-либо — глупо. Я придумал эти станции, и мнепоручено их инспектировать.
— Вот я и говорю, — с глумливою усмешкою продолжил Левер. — Дело, дело… Всякий вздор теперь приравнен к делу! Ты всего-то навсего придумал выстроить барьер, очередной. Зачем, позволь тебя спросить? Ах, ну, конечно, биксы всюду, нужно упредить возможную атаку, нужно быть все время начеку… Но уже сколько лет мы ждем?! Тебе не кажется, что это все становится каким-то фарсом, непотребным балаганом, вырождается в чрезмерно затянувшийся идиотизм?
— Ну, знаешь!.. Ты бы еще с этими речами обратился к массам — по центральному каналу!..
— Брось. Ведь я серьезно, — уязвленно отозвался Левер. — Сам сказал, что я здесь — посторонний. В принципе ты прав. Со стороны виднее… Ведь все это, все осуществляемые меры, ухищрения — не столько, чтобы защитить себя от биксов, сколько, если вдуматься, от нас самих, от наших страхов, наших комплексов, от лютого неверия в себя, в свою непогрешимость, силу, богоизбранность — хоть так! Мы же давно себя изжили — в прежнем, заданном Историей, привычном виде, что-то надобно уже менять — в себе, в своем подходе к миру, к собственному историческому назначению, в конце концов! Нет избранности, нет! И не было. А мы боимся, не хотим понять… Вот почему меня и бесит эта лживая многозначительность, с какой ты контролируешь мой каждый шаг.
— Да ты-то тут при чем! Мне важно, чтобы станция работала без сбоев! Ты за это отвечаешь…
— Вот, — строптиво согласился Левер, — я — придаток, бессловесная обслуга.
— Бессловесная… Уж тот молчун!
— Но я и впрямь не смею говорить о деле.
— Почему же? Говори!
— Хорошо, — после короткой паузы ответил Левер. — Только не перебивай.
— Уж постараюсь.
— Ну так вот. На самом деле для тебя не важно, станут биксы нападать — сегодня, завтра, через месяц — или нет. Да это, в сущности, и не волнует никого: вон сколько ждали и готовились — и все впустую… Даже станция как таковая для тебя не столь важна. Само собой, необходимо, чтоб она работала нормально, без поломок. Только к биксам это не имеет отношения. Они — лишь повод, некий символ, и не более того. Ведь ты — проектировщик станции, она в известной мере твой ребенок, за которого ты отвечаешь. И репутация твоя впрямую связана с его прилежностью и послушанием… Короче, ежели на станции нет сбоев, все узлы надежны — значит, ты с задачей справился, тебе и дальше можно доверять, почет и уважение!.. И от того, найду я неполадки или нет, сумею устранить их или не сумею, очень многое зависит в неплохой — пока! — твоей карьере. Потому ты и пытаешься проконтролировать все мои действия.
— Но неполадок нет! — вдруг начиная волноваться, возразил я.
— Почему ты так решил? Насколько я могу судить, в твоей конструкции естьнедочеты…
— Правда? Ну, и что не так? Конкретно — покажи!
— Конкретно! — прохиндейски улыбнулся Левер. — То, что недоделки есть, ты сам наверняка подозревал. Но, слава богу, все пока сходило с рук. Поэтому никто не должен знать… Иначе вся твоя карьера — кувырком… Я ж понимаю… Если я сумею показать, чтоименно не так, я сделаюсь твоим врагом. Зачем тебе свидетель, а?
— Н-ну, предположим… Видишь, я с тобою честен.
— Это очень мило, — кротко глядя на меня, отметил Левер. — Я и не надеялся…
— Так в чем моя ошибка? — мрачно повторил я. — Если неполадка важная, давай немедля устранять. И вправду… не хотелось бы огласки. Не люблю… За сутки — сможем?
— Я еще не знаю. — Левер выразительно пожал плечами.
— То есть как?
— А так. Мне кажется,что есть недоработки, но…
— Что — но? — теряя самообладание, взревел я. — Что ты прыгаешь вокруг да около?!
— Зачем кричать? — с обидой отозвался Левер. — Я действительно не знаю точно. Где-то что-то барахлит, и это настораживает.
— Почему раньше не сказал мне?
— Если мелочь, думал сам исправить и не тормошить тебя по пустякам. Это во-первых. Ну, а во-вторых… Не дай бог, разбаланс в системе — ведь тогда всю лавочку придется закрывать. Иначе бед не оберешься. Этой станции — конец, и прочие зарубят… Понимаешь?
— Х-м… Когда система сложная, всегда есть риск, пусть минимальный…
— Да не надо уговаривать себя! Тем более — меня. Уж кое-что я тоже смыслю… Не дремучий идиот.
— Короче! — потребовал я.
— Скажем так… — Левер чуточку помялся. — В общем, я предупредил, а там решай. Захочешь — позовешь комиссию: пускай определит. Хотя…
— А если мы договоримся? — вкрадчиво заметил я. — Совместно все исправим, никому не сообщим… Зачем людей пугать? А я уж постараюсь, чтоб тебе потом была награда — за отвагу и прекрасную работу на ответственном посту… Идет?
Левер прикрыл глаза и вдруг протяжно, даже как-то чересчур трагически вздохнул:
— Что с тобой делать? Я предполагал, что этим кончится. Награда — это хорошо, конечно, да вот только… Я же не за этим прилетел на Землю. И не ради премии торчу на станции.
— А для чего ты здесь? — вновь начиная нервничать, спросил я. — Но не надо сказок, будто бы тобою овладела сверхвысокая, сверхценная идея!
— Нет, идеи меня мало занимают. Уж по крайней мере в том аспекте, как ты это сам воспринимаешь. Ерунда. Я здесь, чтобы работать, а не тешить окружающих, и в том числе себя, какими-то дурацкими иллюзиями…
— Камень в мой огород? — насторожился я.
— Отнюдь, —
