— Ну, а как на самом деле? — изо всех сил стараясь расположить к себе экскурсовода, поинтересовался Фини-Глаз. — Летали или нет?

— Точно вам не скажу. Да и никто, наверное, не скажет. Вопрос, по правде, деликатный… Космический баркас с мотором от часов с боем, спроектированный дедушкой Можайским, вероятно, все же не летал… Тогда как остальное!.. Хотя бытует мненье, что таких полетов не было совсем. Знаете, как случается? Строят муляжи, а информацию о них дают фиктивную… Желаемое выдают за действительное, мягко говоря… Но это — лишь одна из точек зрения. Историки науки иногда такие факты открывают — просто оторопь берет!.. Я лично эту версию считаю вредной. Впрочем, бывает, именно ее мы предлагаем экскурсантам, если они требуют наглядных испытаний экспонатов. Оптимизм их разбирает, хочется проверить! Не-ет уж!.. Понимаете, с тех самых пор, как создан был Музей, ракеты испытаниям не подвергались — вещи уникальные, попортить можно. Тем не менее, — хвастливо добавил экскурсовод, — все экспонаты у нас — теоретически действующие. Двигатель у каждойможно запустить. Что будет после, правда, не известно… Но отреставрировав ли — загляденье! Это я добился. Лично.

— Нету слов! — восторженно всплеснул руками Фини-Глаз. — Пошли!

Они пересекли полутемный вестибюль, нырнули в боковую какую-то дверцу, спустились по винтовой узкой лестнице и некоторое время шагали молча по ярко освещенному коридору, стены, пол и потолок которого то были мраморные, то из малахита — в лучших традициях земной помпезной показухи, отработанной десятками веков развития.

Фини-Глазу это до того понравилось, что по дороге он проворно отколол и опустил в карман кусочек малахита — как бы сувенир, на память…

А в другом месте, чуть-чуть поотстав от экскурсовода, острым перочинным ножичком царапнул на стене: «Фини-Глаз. Бывал не раз».

Соврал, конечно, и на вранье бесценные секунды потерял, однако же собой остался трепетно доволен.

Ибо чувствовал: такая надпись может сохраниться навсегда. Здесь — может…

Коридор, немного попетляв, наконец-то пошел в гору и вывел их в самый первый зал, откуда начиналась Экспозиция собственно Музея.

Напротив входа вдоль стены под самым потолком висел изрядного размера транспарант.

Фини-Глаз прочел его — и ничего не понял. Вновь вчитался — тот же результат.

Текст на стене гласил:

«Там, где не должно быть демократии, совершаются революции; там, где не должно быть ничего, совершаются полеты в космос».

— Это я сочинил, — зорко перехватив взгляд подопечного, пояснил экскурсовод. — Раньше я участвовал в массовках — разные пикеты, митинги… Вот, стало быть, и пристрастился к пламенному слову. А потом вся эта массовость мне стала действовать на нервы: сон пропал, желудок не работал по неделе — и врачи меня назначили сюда, к ракетам, чтобы отдохнул. Но место-то какое!.. Я и не сдержался, сформулировал и написал, и вывесил — пускай читают. Правда, если вдруг должна комиссия приехать, я снимаю — могут не понять… В комиссиях обычно — кто? Сорвавшиеся с роли палачи, садисты, депутаты, воры, патриоты, всякие душ и тел и свобод — то есть актеры с застаревшим амплуа, народ невежественный, дикий. Их врачи в комиссии лечиться посылают, ну да разве переделаешь себя?!. Но, правда, хорошо? И как-то гармонирует текст с помещением, со всем Музеем, да?

— Ну, может быть, не 31 гаю… — несколько уклончиво ответил Фини-Глаз. — Я б дома не повесил… Но… чего же мы стоим? Куда-нибудь — идемте!

— Ах, простите. Разумеется! Не обижайтесь на меня, на старика… Вам, вероятно, будет интересно забраться самому в ракету, разглядеть поближе интерьер, посидеть в кресле космонавта, помечтать? — предположил экскурсовод. — Здесь все, как и когда-то — в первозданном виде…

Фини-Глаз лишь благосклонно улыбнулся.

— А что древнее — идея полета или сам полет? — неожиданно спросил он.

Экскурсовод задумался.

— Наверное, полет, — ответил он чуть погодя. — Какой у вас пытливый ум!..

— Да как же так?.. — воскликнул Фини-Глаз, пропуская комплимент мимо ушей. — Разве бывает…

— Неужели нет?! — насмешливо всплеснул руками экскурсовод. — Тем более здесь, в Планетарном Музее… У нас ведь каквсегда? Сначала делают, потом — осмысляют. А уж когда осмыслят, удержу не ведают ни в чем. И начинают… Практический опыт — мать любой теории.

— Отец, — рассудительно поправил Фини-Глаз.

— Ну, может, и отец. Кому как нравится… Но вряд ли ошибусь: случилось так, что кто-то все же первым полетел,случайно или с умыслом — не так уж важно… Главное, потом сообразили: это хорошо, и, если удалось однажды, дело стоит продолжать. И родилась идея… Ну, а развивать ее — любой горазд! Вот так.

Фини-Глаз еще раз благосклонно улыбнулся. Эта мысль ему понравилась.

Нет, право, славный мужичок попался, славный. Вот кому бы Архимедом быть!..

И почему всегда случается не так, как надо бы, — нелепо и несправедливо?!

Тут из соседних залов донесся топот многих ног и раздались чьи-то голоса.

Погоня, цепенея от ужаса, подумал Фини-Глаз. Неужто все-таки пропал?!

И тогда — после всего увиденного и услышанного — в голове у него вдруг созрел, мигом обретя законченные контуры, отчаянный и удивительный план действий.

— Безусловно! Хочу побыть в кресле космонавта, угадали! — выпалил он скороговоркой. — Давайте — в ракету! Лучше поменьше и понеприметней!

— Лучше меньше, да лучше? — умилился экскурсовод.

— А не играет роли! Какую-нибудь вовсе неказистую. Короче, хлам!

— Хлама мы, уважаемый, не держим, — обиженно поджал губы экскурсовод. — А вот этот образец, я думаю, вам будет в самый раз… Один из древнейших пилотируемых кораблей. Так считают… И какое благородство в очертаниях, взгляните! Ракета словно бы сама устремлена… Умели ж делать!..

— Вижу-вижу, — согласился Фини-Глаз. — Восторг сплошной! Так, говорите, она… может полететь?

— Естественно. Это, правда, мое, так сказать, личное мнение, но с данными большой науки оно принципиально не расходится. Насчет долгого полета, впрочем, не уверен… Скорей эта ракета — наподобие аэроплана моряка Можайского, но двигатель запустит и ребенок — сразу, без труда. Баки полны горючим, все отменно смазано — коровьим салом, между прочим, натуральнейший продукт! Короче, все, как и должно быть — по идее… Да и автоматика, голубчик, еще та, старинная!.. Дизайн — пальчики оближешь!.. Давайте-ка я помогу вам забраться. И — осторожней, не заденьте ничего! Уверен, будете в восторге!

— Понял. Люк закройте! — прокричал из пилотского кресла Фини-Глаз. — Желаю ощутить сполна!..

— Ах, какой вы романтик!.. О, я сразу приметил в вас родственную душу! — восхитился экскурсовод, задраивая люк. — Почаще бы такие приходили…

В тот же момент, проплутав преступно долго по музейным закоулкам, в зал ворвались златошлемные воины и вместе с ними — всполошенные Блюстители Порядка.

— Как?! — побелел от ужаса экскурсовод. — Комиссия? И не предупредили?!

— Какая, к черту, комиссия?!. О чем вы?! — завопили вошедшие. — Где он?

— Друзья, не суетитесь, — предостерегающе вскинул руки экскурсовод, вновь чувствуя себя хозяином положения. — Не все сразу! Постепенно! Сейчас человек посмотрит… Могли бы