Богатырская, слегка располневшая фигура была облачена в темно-серый мундир, пошитый из очень дорогой ткани, что отметил даже мой неискушенный взгляд. Всякие аксельбанты и даже ордена делали его похожим на участника маскарада. На погонах, как и у моего проводника, звезд не было – все то же серебристое поле с красной окантовкой, но вместо одной тонкой продольной полосы имелись две.
Оружия у гиганта, как и у первого строгого господина, не наблюдалось, ни холодного, ни огнестрельного.
Ох, нужно поскорее разбираться с местными реалиями, а то попаду как кур в ощип.
– Вижу, у вас хорошие новости, Дмитрий Иванович, – прогудел, как иерихонская труба, обладатель бакенбардов.
– Так точно, ваше высокоблагородие, – вытянулся мой куратор, но не так, как перед ним самим тянулись городовые, а как младший офицер перед старшим.
– И что? – с любопытством спросил гигант.
Дмитрий Иванович расслабился и заговорил более простым тоном:
– Чудо у нас, Аполлон Трофимович: после всех потрясений в нашем видоке даже дар усилился.
– Эва как… – Переведя на меня взгляд, обладатель божественного имени удивленно поднял кустистые брови. – Внешне, кроме непотребного вида, чудес не наблюдаю.
– Да, внешне не очень, сам диву даюсь, как он в таком состоянии сумел не только увидеть убийство, но и дать очень неплохое описание убийц.
– Действительно чудно́, – прогудел Аполлон, – но все же потрудитесь привести его в более благообразный вид.
Может, начальник и думал, что, услышав упрек, я постараюсь придать себе более бравый вид, но он сильно ошибался. Мне бы как-то выскользнуть из-под их пристальных взглядов. Так что я выдал пантомиму умирающего лебедя.
Может, еще блевануть? Нет, пожалуй, будет уже перебор.
– Оформите все чин чином и отпустите бедолагу, – приказал Аполлон и пригрозил мне похожей на сосиску пальцем. – Но чтобы завтра…
Уточнять, что именно должно случиться завтра, он не стал и величественно прошествовал к выходу. Мы же пошли дальше и, поднявшись по лестнице, оказались на втором этаже. Там был еще один переход по коридору к ничем не примечательной двери. За дверью находилась обычная комната с высоким потолком. Внутри нас ждал еще один человек в форме, на погонах которого имелось на одну звезду меньше, чем у меня. Логика говорила, что он младше меня по званию, но у того же Дмитрия Ивановича на таком же погоне звезд вообще не наблюдалось, так что выводы делать рано.
Парню на вид было лет двадцать, и вел он себя соответственно – при виде начальства вскочил как напружиненный.
– Здравия желаю, Дмитрий Иванович.
В ответ мой провожатый лишь скупо кивнул и, усаживаясь в кресло за большим столом, указал подбородком на меня:
– Алексей, запишите показания Игната Дормидонтовича.
И как он только язык не сломал, с моим-то новым отчеством!
– Слушаюсь! – Обладатель двух звездочек на погонах едва не щелкнул каблуками.
Мне же он по-свойски махнул рукой, указывая на стул перед своим столом.
Не знаю, принято так делать постоянно или это скидка на мое состояние, но то, что мне не придется писать отчет самому, откровенно порадовало.
– Игнат, ты как? – тихо спросил Алексей.
В ответ я только закатил глаза, потому что ответить мне ему было нечего. К тому же всплыла сложность с обращением. В моем новом имени вариации отсутствовали, а вот сидящего напротив меня можно было обозвать как угодно: Алексеем, Лешей, Лешенькой или вообще Лехой.
Парень понятливо кивнул и приготовился писать.
Все так же изображая из себя мученика, я пересказал увиденное в галлюцинации своему новому коллеге и горестно вздохнул. Леха еще что-то дописал от себя и протянул бумагу мне вместе с перьевой ручкой, предварительно окунув ее в чернильницу и по-особому встряхнув.
Вот и еще один повод для беспокойства.
Написано все было канцелярским русским языком, без привычных для меня неологизмов, но и без особых вывертов из старославянского. Ятей и всего остального хватало, но разобрать содержание можно без проблем. Я вообще был удивлен, что здесь даже простые обыватели довольно редко вставляют в свою речь слова типа «иже», «поелику», «понеже», не говоря уже о классической «лепоте». Если честно, я боялся, что этого добра будет значительно больше. Так что в разговорном плане влиться в местное общество было легко, нужно лишь следить за тем, чтобы не ляпнуть что-то из сленга двадцать первого века.
Кроме точного изложения моего рассказа в конце документа имелась приписка:
«Записано помощником следователя уездной полицейской управы Топинска губернским секретарем Алексеем Карловичем Вельцем со слов видока, коллежского секретаря Игната Дормидонтовича Силаева».
Ну хоть фамилия нормальная.
Больше всего меня заинтересовала проставленная дата – пятнадцатое октября одна тысяча восемьсот девяносто пятого года. При других обстоятельствах я, может, и стал бы размышлять о том, что это – перенос в прошлое или другое течение времени в явно параллельной реальности, но сейчас были проблемы и посерьезней – подпись.
Очень опасный момент. Одна надежда на мышечную память, в крайнем случае попытаюсь сослаться на тремор.
Прикрыв глаза, я попробовал расслабиться и вызвал в себе истовое желание оставить на бумаге свою подпись. Рука привычно дернулась, и когда посмотрел на бумагу, я увидел вполне аккуратный незнакомый мне вензель.
Фух, кажись, получилось! И все же что-то не так.
Забрав у меня ручку, Леха продолжал выжидающе смотреть.
– Печать видока, – не выдержав минутного ожидания, шепотом подсказал он.
Ну и какая, блин, печать? Впрочем, на этот случай есть стандартный школьный ответ:
– Дома забыл, – таким же страшным шепотом ответил я.
Мы оба осторожно повернулись к Дмитрию Ивановичу, наткнувшись на его грозный взгляд.
– Идите домой, Игнат, – явно сдержав ругательство, сказал следователь уездной управы. – Завтра явитесь в подобающем виде и с печатью.
Ага, и тебе мое отчество встало поперек горла!
Все еще изображая страдания от делирия, который был слишком уж мягким для такого запоя, я удалился из кабинета. До самого выхода меня никто не трогал, а вот в дверях я практически столкнулся со знакомой личностью. Нежданная встреча заставила меня замереть в ожидании ответного узнавания, но прихрамывающий, звероподобного вида мужик даже не взглянул в мою сторону. Его больше заботили руки, вывернутые казаками за спину.
Значит, повязали убивца, а меня арестованный не узнал, потому что никогда и в глаза-то не видел. Пока он даже не догадывается, по чьей наводке его взяли. Хорошо, если это неведение продлится подольше.
Выход из управы порадовал меня, но уверенности не прибавил. Дорогу сюда я откровенно забыл, а при осмотре карманов кителя не обнаружилось никаких средств на местное такси. Да и адрес моего нового дома мне был совершенно неизвестен.
Судя по всему, моя растерянность смотрелась так жалко, что добродушное сердце водителя казенной лошади не выдержало.
– Доставить вас домой, ваше благородие? – Рядом со мной появился уже знакомый кучер в форме городового.
– Если это вас не затруднит, – предварительно выбросив из заготовленной фразы неологизмы, сказал я.
– А мы скоренько, – подмигнул мне пожилой городовой.
Действительно, очень быстро проехались, так сказать, с ветерком. Отблагодарить своего благодетеля мне было нечем, так