«Может, это тот самый снайпер, который тревожил наши позиции в последнее время? Выходит, получил то, что заслужил», – мелькнуло в голове у Скоморохова.
Снаряды изрядно проредили обороняющихся, но немало осталось и тех, кто был способен держать оружие и драться. С ними-то и вступили в схватку штурмовики.
В месте соединения хода сообщения со второй траншеей их поджидали немцы. Винтовочный и автоматный огонь заставил отделение остановиться. Пуля скользнула по каске Скоморохова, он присел на колено, выстрелил из автомата. Федор Еремеев бросил гранату и тут же повалился на командира. Огонь со стороны стыка траншеи и хода сообщения прекратился, бросок Еремеева достиг цели.
– Вперед! – крикнул Андрей, освобождаясь от навалившегося на него Еремеева. Бывший старший политрук был ещё жив. Его побитое оспой лицо побледнело, пальцы вцепились в рукав ватника Скоморохова. Андрей положил его на спину, расстегнул ватник. На окровавленной гимнастерке в области живота зияли три пулевых отверстия. Федор посмотрел на Андрея мутным взглядом, слабеющим голосом произнес:
– Командир, я умираю. В кармане письма… отправь…
Это были его последние слова. Глаза Еремеева закатились, тело обмякло, голова безвольно повисла на руке Скоморохова. Он положил её на землю, расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вытащил два треугольника. Одно письмо было предназначено семье в Кострому, другое – санитарке в Житомир. Андрей сунул их за пазуху.
Скоморохов не заметил, как в трех метрах за его спиной появился сержант Проскурин. Он огляделся, направил ствол ППШ на Андрея. Его лицо выражало ненависть, а указательный палец готов был нажать спусковой крючок, но в это время рядом раздалась короткая очередь из немецкого автомата. Проскурин дернулся, но выстрелить успел. Пули пролетели над головой Андрея. Он привалился спиной к стене хода сообщения, приготовил автомат к стрельбе. Стрелять не пришлось. Перед ним стоял Голота, позади маячил Трошкин. Рядом, лицом вниз, лежал труп сержанта Красной армии. Голота перевернул его на спину. Это был действительно Проскурин. Скоморохов поднялся, недоуменно посмотрел на Арсения. Одессит кивнул на убитого сержанта:
– Мы пленных отвели и обратно в первую траншею. Гляжу, эта сволочь крадется, по сторонам озирается, явно недоброе дело затеял. Потом тебя увидел, наш разговор вспомнил о Проскурине. Смекнул, решил этот фраер тебя, как свидетеля своих гнусных дел, убрать. Ну а когда он на тебя ствол направил, я долго думать не стал. Хорошо, успел, иначе ты бы, как Федор. – Голота перевел взгляд на тело Еремеева, потом посмотрел на Трошкина. – А ты забудь, что видел.
Трошкин испуганно изрек:
– Да я это, я никогда.
– Смотри, а то…
Скоморохов прервал Голоту:
– Разговоры потом. За мной!
Арсений обиженно произнес:
– И никакой тебе благодарности. Я ему зараз жизнь спас, а он.
Во второй траншее завязалась рукопашная схватка, в ход пошли штыки, приклады, кулаки, ножи, саперные лопаты. Скоморохов нарвался на рослого немца, выстрелил в упор. Немец рухнул ему под ноги. Андрей споткнулся о труп, упал на дно траншеи. Сверху на него навалился еще один немецкий солдат. Противник оказался щуплым. Сержанту удалось сбросить его с себя и перевернуться на спину, но противник вновь оказался сверху. Крепкие пальцы впились в горло Андрея, дыхание перехватило. С каждой секундой дышать становилось труднее. Немец словно хотел утопить его в жиже из снега, грязи и крови. Он видел перекошенное напряжением лицо солдата вермахта, наполненные злобой светло-серые глаза. На них-то, что было сил, и надавил большими пальцами рук. Немец ослабил хватку, этого Скоморохову хватило, чтобы сбросить его с себя во второй раз. Несколько ударов прикладом автомата, и лицо немца превратилось в кровавое месиво. Когда немецкий солдат затих, Андрей тяжело поднялся на ноги. Борьба с немцем забрала у него немало сил, но схватка с противником еще не закончилась. Взгляд упал на спину немца, который, прижав к земле Милованцева, избивал того кулаками. Удар прикладом в голову сбил его с Милованцева. Короткая очередь, и цепочка пулевых отверстий украсила зеленовато-серую шинель солдата вермахта. Смотреть, в каком Милованцев состоянии, времени не было. Теперь опасность нависла над Голотой. Арсений при помощи ножа расправился со своим противником, но не заметил, как сзади, из блиндажа, выскочил немецкий офицер в фуражке с пистолетом в руках. Окрик Скоморохова «Сеня, сзади!»– заставил Голоту метнуться в сторону. Офицер запоздало выстрелил и промахнулся. Скоморохов промаха не допустил. Немец вскинул руки вверх и упал на своего, поверженного Голотой, подчиненного. Фуражка упала с головы офицера, оголяя лысую, без единого волоска голову. В блиндаж, стреляя из автомата, ворвался Милованцев. Не прошло и полминуты, как он снова появился в траншее.
– Один убитый, больше никого.
Бой закончился, теперь и вторая траншея была в руках штурмовиков. Арсений глянул на убитого офицера, перевел взгляд на Андрея.
– Вот черт лысый! Чуть не укокошил. Спасибо, сержант, вовремя ты долг вернул.
– Как ни вертись, а с должником расплатись, – устало ответил Скоморохов.
Вокруг него собирались его бойцы. Восемь усталых, перепачканных грязью, гарью, чужой и своей кровью красноармейцев из его отделения. Все, кому повезло выжить в жестокой схватке с врагом. Имелись и раненые. Один из бойцов был ранен в ногу, его следовало отправить в тыл. Голота не смолчал:
– Повезло же тебе, паря, кровью искупил, восстановил-таки доверие, да и война для тебя, считай, закончилась. – Арсений посмотрел на разбитое во время рукопашной лицо Милованцева и на Сурена Карапетяна. – А вам с вашими болячками еще придется немного повоевать. Тебе, Сурен, в особенности, поскольку укус раной не считается. Но к санитару все-таки обратись, вдруг немец этот бешеным был.
Сурен посмотрел на укушенную во время схватки с немецким солдатом кисть руки, потом на Голоту.
– Э-э, сам ты бешеный!
Над окопом разлетелся дружный смех. Смех среди трупов, крови и войны.
Передышка была короткой. В десять часов утра, после непродолжительной, но интенсивной артподготовки, штурмовики снова поднялись в атаку. Многоголосое «ура!» и рев военной техники взорвали воздух. В сражение вступили главные силы. Отяжелевшие ноги снова понесли бойцов к вражеским позициям.
С ходу взять третью траншею не удалось. Роту старшего лейтенанта Коробкова остановили пулеметы. Несмотря на мощный артиллерийский обстрел, на этом участке наступления уцелел дзот и пулеметное гнездо. Командир роты раз за разом поднимал людей в атаку, но огонь пулеметов заставлял штурмовиков снова ложиться на снег. Отделение Скоморохова располагалось в большой воронке: на два десятка метров
