До рощи у речки Скоморохов добрался в полубессознательном состоянии. Здесь ему удалось передохнуть и вдоволь напиться. Переправа вплавь через речку освежила, придала бодрости. Вскоре ночь скрыла два десятка беглецов. Девять бойцов в буденовках были из группы майора Двужильного, остальные прибились во время побега. Пользуясь темнотой, ушли от возможной погони. День провели в чистом поле под тремя подбитыми танками Красной армии. Мимо по дороге время от времени проходили немцы, им было невдомек, что под поврежденными машинами могли скрываться красноармейцы.
С наступлением сумерек после недолгого совещания решили идти к Киеву. Двужильный уверенно заявил, что Киев – столица Советской Украины, его немцам не отдадут, будут защищать его до последней возможности. С ним согласились не все, четверо бойцов решили идти отдельно, а немногочисленный и почти безоружный отряд Двужильного взял направление на Киев.
Сентябрь 1944 года. Специальный проверочно-фильтрационный лагерь НКВД
Шилохвостов прервал рассказ Скоморохова вопросом:
– Ты чай будешь?
Андрей еще не успел отойти от тяжелых воспоминаний, а потому непонимающе посмотрел на старшего лейтенанта:
– Чай? Буду.
Шилохвостов вышел и вскоре вернулся с двумя кружками горячего чая, которые поставил на стол.
– Давай, Скоморохов, передохнем, чайку попьем, а потом продолжим.
Когда кружка Андрея опустела, Шилохвостов сказал:
– Ты мне поподробнее расскажи о своем пребывании в партизанском отряде и лагере для военнопленных. От этих показаний и от результата их проверки во многом будет зависеть твоя дальнейшая участь.
– Так я к этому и вел.
– Раз к этому вел, то рассказывай дальше…
Сентябрь 1941 года. Белоруссия
И снова неизвестность, лишения, полуголодное существование, из еды грибы да ягоды, тяжелые ночные переходы, ежеминутная возможность нарваться на немцев. Время шло, с каждым днем становилось прохладнее, а пробиться к Киеву так и не удалось. Майор Двужильный принял решение идти в сторону Гомеля, в надежде что лесистой местностью пробираться к своим будет легче и безопаснее. Густыми белорусскими лесами отряду и вправду идти было безопаснее, можно и костерок разжечь, и отдохнуть без особой опаски, и передвигаться не только ночью, но и днем, а значит, была возможность быстрее добраться до расположения частей Красной армии. Однако, несмотря на осторожность, избежать стычки с немцами не удалось…
Голод толкал к селениям, где можно было раздобыть пищу. В одно из таких белорусских селений и было решено послать разведку из трех человек. Ее возглавил Андрей Скоморохов. Вооруженные одной на троих винтовкой и ножами, они в ночи подобрались к крайней хате. В огороженный плетнем двор проникнуть не удалось. Заливистый собачий лай заставил разведчиков затаиться, но пес продолжал лаять. В окне хаты мелькнул свет, со скрипом открылась дверь, на пороге, с керосиновой лампой в руке, появился темный силуэт. Грубый мужской голос спросил:
– Хто тут?
– Свои, – тихо отозвался Скоморохов.
– Ведаю я сваих. Такия, як вы, у мяне свинню павяли. Чаго вам трэба?
– Нам бы еды.
Мужчина ответил после недолгого раздумья:
– Добра, накармлю вас. Вы уси, ци яшче есць?
– Еще есть, в лесу, неподалеку.
– Вы идзице таму. Я пакуль сабаку забяру у хлеу, вам усе ежы подрыхтую. Вам знак дам агнем. У хати и паясце и абагрэе. Идзице з Богам.
Разведчики ушли в хорошем расположении духа, ведь в скором времени их ждала сытная домашняя пища и теплый ночлег. От предвкушения скорого застолья у Андрея Скоморохова забурлило в животе. Добрая новость обрадовала весь отряд. Еще больше красноармейцы обрадовались, когда в темноте замигал огонек. Это был условный знак старика. Ноги сами понесли бойцов к селу. Шли почти без опаски. Когда до хаты старика оставалось не более дюжины шагов, раздались винтовочные выстрелы. Стреляли из-за плетня, из-за угла дома, из дворовых построек. Скоморохов успел крикнуть: «Засада!» – и в следующий миг нестерпимая боль пронзила живот и левую ногу. Андрей упал на землю, в голове мелькнуло: «Все, конец!» В этот момент его подхватили крепкие руки Двужильного.
– Держись, пограничник!
Слова майора были последним, что Скоморохов услышал перед тем, как впал в полубессознательное состояние. Из полубреда он вышел утром, в лесу. Андрей открыл глаза. Над ним простирался желто-зелено-красный шатер осенней листвы, сквозь который робко пробивались нити солнечных лучей. Мерное покачивание и тишина убаюкивали, но сну мешала боль и шуршание. Это шуршала листва под ногами его товарищей, которые не оставили его в трудную минуту. Они вынесли его из-под огня, перевязали, смастерили носилки из двух жердей и шинелей, одной из которых накрыли его, а сами теперь шли в одних гимнастерках, несмотря на прохладу и сырость леса. Андрей сместил взгляд. Теперь перед ним было лицо бойца в буденовке, который нес носилки. Слабым голосом Скоморохов произнес:
– Командир где?
Красноармеец позвал Двужильного. Майор подошел, склонился над носилками.
– Ты как?
Скоморохов с мольбой в глазах посмотрел на майора.
– Мне бы попить.
– Нельзя тебе, парень. У тебя пулевое ранение в живот.
– Много наших…
Боль не дала Андрею договорить, но майор вопрос понял.
– Девять человек осталось, вместе с тобой. Еще двое раненых есть, но эти легко. Остальные убиты, взяты в плен или разбежались.
– Товарищ майор, вы оставьте меня. Не жилец я.
Двужильный нахмурился.
– Кто это тебе сказал? Ты, младший лейтенант, не раскисай. Мы еще с тобой повоюем. Терпи.
Скоморохов терпел, но боль всё больше и больше охватывала его, жар терзал тело, всё чаще он впадал в беспамятство, всё тяжелее было сдерживать стоны.
Ночью майор с бойцами наведался в селение. Принесли хлеба, сала, картошки и горькую весть, что немцы взяли Киев. А еще привели мальчишку лет тринадцати. Вместе с ним Двужильный подошел к Скоморохову.
– Нашли тебе лекаря, дедом Миколой кличут. Женщина, к которой мы наведались, дала нам проводника, – майор кивнул на мальчишку. – Вот, Юрась. Он нас к нему на болото проводит. Так что крепись, браток.
На болоте оказались, едва забрезжил рассвет. По трясине шли след в след за мальчишкой, осторожно ступали с кочки на кочку. В нависшем над болотом тумане послышался собачий лай. Спустя минуту скрипучий старческий голос громко крикнул:
– Хто идзе?
Старику ответил мальчишка:
– Гэта я, дзядуля.
– Юрась?
– Я. Маци загадала да вас салдат прывесци, у их параненыя.
– Идзице, тольки асцзрожна.
Вскоре красноармейцы ступили на твердь. Это был островок, на котором разместился небольшой дом и несколько хозяйственных построек. Отряд встретил длинноволосый, бородатый седой старик в безрукавке из овчины. Без долгих разговоров он осмотрел раненых. Лечение проводил в доме. Скоморохова положили на широкую лавку у бревенчатой стены, на которой висели пучки трав и мешочки. На полках стояли
