По его приказу танки и БТР охватили «Камбалу» полумесяцем и пошли на сближение. С шестисот метров дали первый залп, продвинулись на сотню метров и снова выпустили снаряды. Обезумевшая толпа пособников агрессора, нечленораздельно завывая, кинулась в атаку, беспорядочно стреляя из всех стволов. Пули бессильно отскакивали от брони. Кто-то бросился под гусеницы и был раздавлен, других срезали пулеметные очереди. Ренегаты, словно в психической атаке, продолжали бежать навстречу выстрелам – даже те, у кого не было оружия.

Танки все ближе подходили к аппарату пришельцев, снаряды пробивали обшивку и взрывались внутри, проделывая метровые бреши. Из пробоин в корпусе «Камбалы» вырывались языки пламени, несколько фигур в скафандрах с большими шлемами выбежали из люков и были убиты выпущенным почти в упор осколочно-фугасным снарядом. Бронебойные, кумулятивные и подкалиберные болванки продолжали втыкаться в корабль, исчезая в отсеках. Прогремел сильный, хоть и не атомный, внутренний взрыв, разворотивший борт корабля – в образовавшуюся пробоину мог бы проехать самосвал БелАЗ.

Больше всего Мадригайлов опасался, что снаряды поразят реактор и ядерная вспышка уничтожит все живое в радиусе километров. Однако грибовидное облако никак не появлялось, и танки продолжали всаживать в «Камбалу» снаряд за снарядом. Приблизительно после сотого выстрела, когда танки израсходовали больше половины боезапаса, радио сказало неприятным, непохожим на человеческий голосом:

– Перестаньте нас убивать. Прошу сохранить жизни оставшимся.

Полковник удивился, но велел выходить без оружия с поднятыми руками. Уже потом он подумал, что у пришельцев могло не оказаться рук, но с этим проблем не возникло. Скафандры существ, считавших себя высшими, были похожи на земные: два рукава, две штанины, одна голова под шлемом с прозрачным забралом. Только пропорции пришельцев отличались от человеческих, а морды – так и не описать приличными выражениями.

Впрочем, солдаты на войне прекрасно пользуются табуированной лексикой.

Глава 4

Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход

Примерно за два часа до всепланетного кошмара на запасные пути подогнали другой воинский эшелон, увозивший на учения сводный батальон из Ярославля. Плацкартные вагоны для солдат, купейный – для офицеров. На платформах стояли два десятка БТР-82 последних модификаций и три зачехленных танка – судя по силуэтам, не «Арматы», а Т-90 или Т-72. Личный состав высыпал на рельсы, с самой задней платформы скатили полевые кухни, повара принялись кашеварить.

Расположившееся в сотне шагов хозяйство майора Глебова гости заметили в первые же минуты, так что вскоре вокруг антикварных танков собрались все офицеры и часть сержантско-рядового состава. Офицеры откровенно ржали, тыча пальцами в старье, и обзывали танкистов «артистами». Потом командир сводного батальона подполковник Ольховский, продолжая посмеиваться, приказал своим подчиненным успокоиться и возвращаться к обязанностям и подразделениям.

Особых обязанностей на стоянке у офицеров явно не было, поэтому многие продолжали слоняться вокруг «артистического» состава. Особенно умиляли всех закрепленные на башнях портреты Сталина и Ворошилова. Последнего, впрочем, никто не узнавал, принимая за Ленина, Буденного или Блюхера. Кто-то рассказал к месту анекдот о том, как экипаж крейсера «Блюхер» надраивал только три последние буквы названия, в результате чего всенародное слово из трех букв ярко сверкало в лучах солнца. Все снова заржали, но Витяня Суровегин испортил веселье, напомнив, что крейсер «Блюхер» состоял не в Красном флоте, но в кригсмарине, а в немецком языке это слово пишется несколько иначе.

Гости обиделись, опять принялись насмехаться над водителями древней рухляди, но постепенно разошлись, а Ольховский пригласил всех к общему столу – отведать борщ и макароны с тушенкой. Глебовцы не стали отказываться – третий день жили без горячего, но позвали подполковника к себе, потому как в их полупустом вагоне больше свободных мест.

В половине третьего, когда кухонный наряд разлил первое по тарелкам, сказали первый тост, потом быстро пролетели второй и третий. Через открытые двери купе Реутов слышал зычный голос Ольховского:

– Вы не сильно злитесь на моих орлов. Они ведь не со зла зубоскалили. Пацанва, молодость в анусе свербит. И, конечно, завидуют немного. Вы будете в кино сниматься, а нас везут на литовскую границу. Большие учения намечаются, «Щит Евразии», слышали наверняка.

– Что-то говорили по ящику, – неуверенно припомнил лейтенант Гладков, командир Т-26.

Глебов поспешил объяснить:

– Мы последний месяц не слишком следили за событиями в мире. На полигоне жили, старинную технику осваивали, потом техобслуживание, ну и все такое… Не поверите – только позавчера узнали, что какие-то хмыри из космоса прилетели.

– Ну вы даете! – поразился подпол. – Об этом уже неделю по всем каналам орут… Между прочим, через десять минут президент будет разговаривать с инопланетниками.

За такое событие решено было выпить, и откупорили последние бутылки. Тут как раз принесли второе, и Ольховский велел солдату наряда привести сюда майора Тимохина с его портативным телевизором. Майору налили штрафную, он включил телевизор, офицеры из коридора заглядывали в командирское купе.

На миниатюрном, со школьную тетрадку размером экране собралась вся элита: правительство, бизнес, богема, руководство силовых ведомств. Глава государства нетерпеливо говорил что-то министру обороны, потом радостно воскликнул, что кого-то видит. Радость оказалась преждевременной, ничего интересного не показывали, поэтому Реутов вернулся в свое купе, с аппетитом прикончил макароны, снова вышел в коридор и положил себе добавку из оставленного нарядом судка.

Возвращаясь к себе, он мимоходом заглянул к Глебову, но хваленый телевизор майора Тимохина показывал только полосы помех. Не успел Аркадий умять половину тарелки, как снаружи сверкнуло и раздался сильнейший грохот.

Самое удивительное, что эшелон доисторических танков не был затронут внезапной атакой, словно загадочный враг побрезговал устаревшими машинами либо вообще не знал об их существовании. Удар непостижимых средств поражения обрушился только на хозяйство Ольховского.

Убитыми батальон потерял немногих – почти весь личный состав расположился на травке в большом радиусе от эшелона. Но зрелище все равно получилось жуткое: словно вдоль поезда провели раскаленным паяльником. Разрезанные пополам вагоны и платформы дымились, пламя лизало деревянные части. Особо сильное потрясение Реутов испытал, увидев, как с платформы медленно сползает, опрокидываясь кверху гусеницей, левая половинка распиленного надвое танка.

Кто-то крикнул:

– Воздух! Бомбят!

В небе, однако, никаких летающих аппаратов не было видать, за исключением фанерного драндулета сельскохозяйственной авиации. Из разрезанных танков уже вытекала солярка, огонь подбирался к укладкам боеприпасов. Ольховский