– У вас в городе есть собаки и свиньи?
– Пусть болтает, – велел я.
– Должны быть и те и другие, – продолжил юнец, поняв, что не дождется ответа. – Я исключительно ради дела спрашиваю. Если закапывать ваши тела, уйдут недели, если сжигать – уйдут дни, да и воняют обгорелые трупы так мерзко! Но собаки и свиньи быстро сожрут вашу плоть. Если вы не уйдете сейчас же.
Он прервался, глядя на Мереваля.
– Предпочитаете отмалчиваться? Тогда должен сообщить, что мои боги предсказали мне сегодня победу. Рунные палочки говорят, а они не ошибаются! Я возьму верх, вы проиграете. Но можете утешиться мыслью, что ваши собаки и свиньи не будут голодать. – Сигтригр развернул коня. – Прощайте! – крикнул он и ускакал прочь.
– Нахальный ублюдок! – буркнул Мереваль.
Мы знали о его намерении атаковать северные ворота, но если бы Сигтригр сразу сосредоточил воинов на этом направлении, то и мы стянули бы своих для отпора. И даже если Ханульф и его сообщники остались бы в живых и сумели открыть ворота, у нас имелось достаточно сил, чтобы устроить кровавый бой во въездной арке. Поэтому Сигтригр решил обмануть нас. Он разделил войско, послав половину к северо-восточному углу города, а другую половину к северо-западному. Северо-западный бастион был слабейшим, потому что весеннее половодье подмыло укрепления. Но и сохранившаяся часть постройки представляла собой внушительное препятствие. Стену укрепили бревнами, ров углубили и расширили. К тому же там у нас находился надежный отряд, как и на северо-восточном бастионе, хотя основные силы мы собрали к месту западни. Они не показывались. Все, что мог наблюдать Сигтригр, – это группа примерно из дюжины человек на парапете близ северных ворот.
На дороге молодой норманн оставил всего около сотни с небольшим воинов. Те расселись кто прямо на дороге, кто на полях по обеим сторонам от нее. Я решил, что нас пытаются подтолкнуть к выводу, что это отряд, оставленный в резерве. Разумеется, именно эти парни выжидали, когда откроют ворота. Остальные викинги рассеялись группами вдоль всей северной стены, швырялись копьями и оскорблениями, явно стремясь отвлечь внимание защитников, пока пятеро изменников совершат задуманное. Сигтригр, по-прежнему верхом, держался шагах в шестидесяти или семидесяти от укреплений. Его окружали остальные всадники и два десятка пеших воинов. Он старательно смотрел на северо-западный бастион, подчеркивая отсутствие интереса к воротам. Юнец выхватил меч и на удар сердца высоко воздел его, а потом резко опустил, давая сигнал к приступу на угол города. Его воины разразились боевым кличем, перевалили через ров и приставили свои неуклюжие лестницы к стенам. Они метали топоры и копья, производили оглушительный шум, стуча мечами по щитам, но на самом деле никто не лез вверх по кособоким лестницам. Вместо этого знаменосец Сигтригра внезапно покачал большим полотнищем флага из стороны в сторону, а затем уверенным и вальяжным жестом склонил его так, что красная секира легла на дорогу.
– Пора! – крикнул я со стены.
Люди, ждавшие под аркой, распахнули тяжелые створки.
И норманны пришли. Они двигались стремительно. Настолько быстро, что трое или четверо из моих дружинников, отворявших ворота, едва не оказались застигнуты всадниками, первыми ворвавшимися под арку. Эти всадники наверняка посчитали себя счастливчиками, потому как ни одно копье не упало на них с боевой площадки. В мои намерения не входило препятствовать атаке – я хотел, чтобы как можно больше норманнов запрудило улицу, поэтому конные проскочили без помех, и копыта гулко зацокали по камню. Следом бежала толпа пеших воинов. Отряды, изображавшие атаку на угловые бастионы, стремительно развернулись и поспешили к открытым воротам.
Сигтригр находился уже внутри города и на пару ударов сердца, должно быть, уже поздравлял себя с великой победой, но потом увидел высокий завал впереди и врагов, поджидающих на заграждениях по восточной стороне улицы, и резко развернул коня, понимая, что его атака уже провалилась. Следующие за ним конники стали врезаться в его скакуна.
– Давай! – заорал я. – Давай! Бей их!
И полетели первые копья.
Лошади почти доскакали до главной преграды через улицу, и шансов у них не было. Они ржали и храпели, валясь под ударами копий и секир, падающих на них с трех сторон. На мостовую полилась кровь, мелькали копыта, всадники старались высвободиться из стремян. А позади них поток норманнов, не подозревающих о ловушке, продолжал вливаться в ворота.
Вот так погиб мой отец, подумалось мне. Так пала Нортумбрия. Так даны начали свое завоевание саксонской Британии, которое едва-едва не увенчалось успехом. Подобно потопу, хлынули они на юг. Их победы привлекли следом и норманнов. И вот теперь мы теснили их назад и область за областью, деревня за деревней отвоевывали свою землю с юга на север.
– Господин! – раздался напряженный возглас Гербрухта.
– Давай! – кивнул я, и фриз с товарищами столкнул с площадки три толстых бревна, чтобы создать препятствие у ворот, после чего со злорадной ухмылкой принялся метать в мельтешащих норманнов горшки с дерьмом.
Множество северян скопилось с внешней стороны ворот, не понимая причины задержки и не осознавая ужаса, уготованного для них. Четверо моих парней стали швырять большие камни, каждый из которых был способен проломить защищенный шлемом череп.
Это была безжалостная, односторонняя бойня. Кое-кто из воинов Сигтригра пытался взобраться на завалы, но наши располагались выше, и карабкающиеся наверх оказывались беззащитны против разящих копий, не говоря уж о секирах. Я наблюдал с надвратной площадки, предоставив молодежи вести эту битву. Норманны старались отбиваться, но тем только увеличивали груду тел под завалами. Около дюжины викингов попробовали ворваться в длинный дом в надежде сбежать через черный ход. Они изрубили уличную дверь топорами, но Осферт уже приготовился, в комнату полетели горящие факелы, и густые клубы дыма и волна жара заставили хитрецов попятиться от обнаруженной лазейки.
Часть людей Сигтригра вздумала вернуться через открытые ворота, но огромная толпа еще пыталась войти в них, а Гербрухт и четыре его товарища сбрасывали здоровенные камни. Одни призывали освободить арку, другие уворачивались от падающих глыб. Затем из-за главного завала, перегородившего улицу, ударил Финан.
Ирландец не пустил меня в бой.
– Ты еще недостаточно окреп, господин, – твердил он.
– Финан прав, – поддержал его сын.
Поэтому я оставался на боевой площадке над воротами и смотрел, как Финан и Утред повели полсотни дружинников через высокую баррикаду. Парни спрыгивали на мостовую, на пространство, расчищенное от врага булыжниками и копьями, усеянное трупами. Туда, где они построили «стену щитов», и норманны, взбешенные, раненные, испуганные и приведенные в замешательство, накинулись на них как безумные. Но одержимые яростью северяне не образовали собственной «стены щитов», а просто увидели противника и кинулись