Гликея замолчала, переваривая лавину информации, свалившуюся на нее из другого мира. Только она не знала об этом. Саша чувствовал неловкость за такие откровения. Посеять в человеке сомнения и перевернуть его мир довольно легко. Гораздо труднее потом показать ему новый смысл жизни, вытащив из бездны отчаяния. Испытывая потребность что-то сделать, он снова встал и начал переворачивать вещи над жаровней, не разбирая, свои или нет. Потрогал носки Гликеи – высохли с одной стороны – и перевернул их.
– Спасибо, – тихо сказала она. И было непонятно, это за носки или за ответы, потому что она продолжала молчать.
Но спустя несколько минут произнесла:
– Ты мог бы стать жрецом.
– Ты не первая, кто мне об этом говорит, – грустно ответил Саша, почувствовав, как его сердце снова сжимается от воспоминаний о Постумии. – Но я не смогу. Мои мысли еще далеки от совершенства и законченности. По сути, это лишь сомнения. Ты вынудила меня высказать их тебе, – при этих словах Гликея удивленно вскинула на него свои расширившиеся глаза, – но вряд ли они применимы для большинства людей. Да и тебе на пользу не пойдут. Я буду плохим жрецом.
Серега, все это время молчавший и не знавший, куда деться от таких душещипательных разговоров, поднялся и сказал, что пойдет погуляет. Это могло означать что угодно, начиная от посещения гальюна и кончая собственно прогулкой.
Они остались вдвоем, в повисшей тишине. Относительной, конечно. За дверью слышались разговоры матросов, скрипели доски обшивки, раздавались удары волн о борт и шелест пробегающей по палубе воды.
– Почему ты уступил мне свою койку? – тихо спросила Гликея.
– Твоя же каюта заставлена ящиками? – удивился Саша.
– Да, но я могла спать где угодно. Хоть на этой откидной койке, хоть на полу. Почему именно твоя койка?
И тут до Саши дошло. То, что он рефлекторно уступил место «даме», в этом мире могло восприниматься по-другому. «Дама», добровольно отправившаяся на флот, автоматически становилась просто матросом. Или штурманом в данном случае. Это не значило, что она утрачивала свою половую принадлежность, но в вопросах быта становилась равна со всеми. И если к ней и могло применяться какое-то особое отношение, то в силу особых же обстоятельств. Например, если она ранена, больна или просто именно ей нужно выспаться. Опять же не потому, что она женщина, а потому что есть некие обстоятельства. Все остальное автоматически перетекало в область личных взаимоотношений или симпатий. Естественно, Гликея была совершенно сбита с толку такими знаками внимания наряду с отстраненностью, которую демонстрировал Саша. И не придумала ничего лучше, чем спросить об этом в лоб. Беда вся в том, что она ему нравилась. И как человек, и как женщина. Даже несмотря на ее большой нос. Но воспоминания о Постумии, оставшейся в далекой Кинурии, за которой он сам обещал вернуться, вставали стеной на пути возможных поползновений в этом направлении. Ситуация складывалась отвратительная. Юлить дальше, не объяснившись, было глупо и даже подло.
Набрав в легкие воздуха, Саша произнес:
– Я обещал одной женщине, что вернусь за ней. Нас многое связывает, и, несмотря на то что ты мне очень нравишься, я не могу переступить через себя.
– Потому что я некрасивая? – вставила Гликея. В огромных глазах появились слезы.
– Я так не считаю, – поспешно ответил Саша.
Но она уже не слушала его и продолжала говорить, опустив голову и непонятно к кому обращаясь:
– Мой проклятый нос. Я мелкая, худая, мышцы на мне не растут… Кому я нужна, такая доходяга! Я буду плохой матерью.
Бли-и-ин! Саша был готов провалиться на месте, только бы не слышать этого самобичевания, за которым неминуемо должна последовать истерика. Во всяком случае, об этом говорил его прежний опыт общения с женщинами. Надо было срочно переключить ее внимание на что-то другое.
– Стоп! – резко сказал он, поднимая открытую ладонь. – А не ты ли говорила, что не собираешься вытирать сопли детишкам? С чего это у тебя вдруг проснулись материнские инстинкты? Тяжело стало? Домой захотелось под крылышко к папеньке?
– При чем здесь отец? – вскинулась девушка.
– А при чем здесь плохая мать? – в тон ей спросил Саша.
– Ну… Мужчинам нравятся сильные женщины, они легко рожают, – сказала очевидную для себя мысль Гликея.
– Правда? – картинно удивился Саша. – А я не знал. Наверно, я неправильный мужчина. Ах да – я же не элой. Это все объясняет.
– Нет, дело не в этом! – горячо начала возражать Гликея, вскакивая на ноги. Но замолчала, очевидно совершенно запутавшись в своих мыслях и доводах. – Налей мне еще! – потребовала она, протягивая пустую кружку.
– Э-э-э… – растерялся Саша. – Ты уверена, что это не будет лишним?
– В самый раз! Я тебя вообще не понимаю!
– Давай проверим, – неожиданно улыбнулся Саша. – Скажи быстро «ромбододекаэдр».
– Что это?
– Не важно. Просто повтори – «ромбододекаэдр».
– Ромбододекадр… тьфу! Что за шутки дурацкие?
– Обычная проверка на трезвость, – покровительственно улыбнулся Саша. – Ты ее не прошла. А значит, я тебе не только не налью, а как капитан приказываю немедленно лечь спать. А вот завтра поговорим, как жить дальше. – И после паузы добавил: – Если захочешь.
Все это время Гликея стояла, нависая над жаровней. Отблески снизу подсвечивали ее лицо, поднимающийся теплый воздух шевелил подсохшие волосы. Потом она резко выдохнула и сразу обмякла, устало опускаясь на койку.
– Прости. Этот проклятый холод сводит меня с ума, – упавшим голосом проговорила она.
– Все нормально. Не вздумай извиняться и чувствовать себя виноватой, – успокоил ее Саша. – Давай – почистить зубы и марш в постель.
– Постель… Одно название.
– Что поделать, – пожал Саша плечами. – Неужели когда ты училась в штурманской школе, то не знала, что условия плавания бывают разными?
– Слышала. Но в таком кошмаре первый раз. Я никогда не забиралась в такие холодные воды. А снег видела всего несколько раз в жизни.
– Спать, – настойчиво повторил Саша.
– Да, сейчас, – поспешно ответила девушка, беря баночку с зубным порошком и палочку для чистки.
Зубы чистили рядом с печкой, где всегда был котелок с подогретой морской водой и ведро для отходов. Там же и умывались.
– Пойдем, полью тебе, – предложил Саша. – А потом ты мне.
Когда они умылись и вернулись в каюту, Серега уже забился в свой угол и накрылся с головой. Гликея бросала на своего капитана виноватые и растерянные взгляды, чувствовалось, что уснуть ей будет не просто.
– Ложись, – сказал он как можно ласковей. – Скоро все кончится. Мы же плывем на юг. Там будет тепло. А потом и зима подойдет к концу, мы вернемся в Элою. Тогда ты окончательно оттаешь.
– Ты знаешь что-нибудь о тех
