Я быстро сжала руку Тамары.
– Не делай ничего безрассудного.
Надя околачивалась неподалеку. Теперь она прочистила горло и поцеловала Тамару в обе щеки.
– Будь осторожна, – сказала она.
Тамара сверкнула фирменной улыбкой сердцебитки.
– Если кому-то нужны неприятности, – сказала она, отводя полы пальто, чтобы открыть вид на рукоятки топоров, – у меня всегда есть кое-что про запас.
Я покосилась на Надю. У меня создалось впечатление, что Тамара красовалась перед нею.
Она надела капюшон и побежала трусцой сквозь деревья.
– Юэ сэш, – крикнул Толя вдогонку на шуханском.
– Ни вэ сэш! – ответила она через плечо. А затем скрылась во мраке.
– Что это значит?
– Этой фразе научил нас отец, – ответил Толя. – Юэ сэш: «презирай свое сердце». Но это дословный перевод. Истинное же значение: «Сделай, что нужно. Будь жестокой, если потребуется».
– А вторая часть?
– Ни вэ сэш? «У меня нет сердца».
Мал вздернул бровь.
– Веселый у вас был папаша.
Губы Толи растянулись в слегка безумной улыбке, из-за которой он выглядел точь-в-точь как сестра.
– Это да.
Я посмотрела в ту сторону, куда ушла Тамара. Где-то за этими лесами и полями находилась Раевость. Я послала свои молитвы вслед за ней: «Возвращайся с новостями о принце, Тамара. Не думаю, что я справлюсь в одиночку».
* * *Мы разложили спальные мешки и поделили провизию. Адрик и Надя занялись палаткой, пока Толя и Мал обходили периметр, отмечая места, где расставят дозорных. Стигг пытался уговорить Сергея поесть. Я надеялась, что возвращение на поверхность приведет его в чувство, но хоть Сергей и стал меньше паниковать, я все равно ощущала напряжение, исходящее от него волнами.
По правде говоря, мы все были на взводе. Как бы ни было приятно лежать под деревьями и вновь смотреть на небо, все происходящее удручало. Жизнь в Белом соборе была жалкой, но предсказуемой. Здесь же все казалось более диким, бесконтрольным. В этих землях бродили ополченцы и люди Дарклинга. С Николаем или нет, но мы вернулись к войне, а это означало больше сражений, больше смертей. Мир снова стал огромным. И я не была уверена, что мне это нравится.
Я оглядела наш лагерь: Хэршоу уже улегся и сопел с Накошкой на груди; Сергей сидел бледный и настороженный; Давид прислонился к дереву и читал книгу, пока Женя дремала, положив голову ему на колени; Надя и Адрик возились с шестами и брезентом, а Зоя наблюдала за ними, но помощь не предлагала.
«Презирай свое сердце». Я бы хотела так уметь. Я не желала и дальше горевать, переживать потери, испытывать чувство вины или беспокойство. Хотелось стать жесткой, расчетливой. Бесстрашной. Под землей это казалось возможным. Здесь, в лесу, с этими людьми, я чувствовала себя менее уверенно.
В конце концов я, должно быть, задремала, поскольку когда я очнулась, день уже близился к вечеру, солнце садилось за деревья. Рядом со мной сидел Толя.
– Тамара вернулась, – сказал он.
Я резко села, тут же проснувшись. Но лицо Толи оставалось мрачным.
– К ней никто не подошел?
Он покачал головой. Я расправила плечи. Не хотела, чтобы кто-то видел мое разочарование. Стоило порадоваться, что Тамаре вообще удалось пробраться в город и уйти из него целой и невредимой.
– Мал знает?
– Нет, – ответил Толя. – Он наполняет фляги водой у ручья. Хэршоу и Стигг на дежурстве. Мне позвать их?
– Это может подождать.
Тамара прислонилась к дереву и жадно пила воду из кружки, пока остальные собирались вокруг нее, чтобы услышать отчет.
– Проблем не возникло? – спросила я.
Она помотала головой.
– И ты уверена, что нашла нужное место? – поинтересовался Толя.
– Западная сторона рыночной площади. Я прибыла рано, осталась допоздна, поболтала с лавочником, просмотрела чертово кукольное представление четыре раза подряд. Если бы пост был активным, ко мне бы кто-нибудь подошел.
– Можем попробовать еще раз завтра, – предложил Адрик.
– Я пойду, – сказал Толя. – Ты пробыла там достаточно долго. Если покажешься снова, люди заметят.
Тамара вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Если я прикончу кукловода, это привлечет лишнее внимание?
– Нет, если сделаешь все по-тихому, – ответила Надя.
Когда все повернулись к ней, ее щеки залились румянцем. Я никогда не слышала шуток от Нади. Обычно она играла роль аудитории для Марии.
Тамара сняла кинжал с запястья и покрутила его, балансируя острием на кончике пальца.
– Я могу быть тихой, – сказала она, – и милосердной. Пусть марионетки живут. – Сделала еще один глоток воды. – Еще я узнала новости. Крупные новости. Западная Равка открыто объявила, что она за Николая.
Все навострили уши.
– Они блокируют западный берег Каньона, – продолжила шуханка. – Так что, если Дарклингу потребуется оружие или боеприпасы…
– Ему придется идти через Фьерду, – закончила Зоя.
Но все не так просто. Это значит, что Дарклинг потерял береговую линию Западной Равки, ее флот – лишь они оставались до недавнего времени доступными для заморской торговли.
– Сейчас Западная Равка, – сказал Толя. – Может, Шухан следующий.
– Или Керчия, – вставила Зоя.
– Или и тот, и другая! – воскликнул Адрик.
Я почти видела, как лучик надежды воодушевляет наши ряды.
– И что теперь? – спросил Сергей, нервно теребя рукав.
– Давайте переждем денек, – предложила Надя.
– Ну, не знаю, – протянула Тамара. – Я не против вернуться. Но на площади были опричники.
Плохой знак. Опричники были личной стражей Дарклинга. Если они контролировали эту территорию, нам есть смысл уходить так скоро, как только возможно.
– Я хочу поговорить с Малом, – сказала я. – Не особо распаковывайтесь. Возможно, утром мы двинемся в путь.
Все разошлись, Тамара с Надей отправились копаться в наших продовольственных запасах. Шуханка продолжала хвастливо поигрывать кинжалом – определенно красовалась, но Надя, похоже, была не против.
Я пошла на звук воды, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Если Западная Равка выступила за Николая, это очень хороший знак – знак, что он жив и здоров, и создает больше проблем для Дарклинга, чем кто-либо мог предположить в Белом соборе. Я почувствовала облегчение, но не знала, каким должен быть наш следующий шаг.
Добравшись до ручья, я увидела Мала, сидевшего у мелководья. Он разулся и снял рубашку, закатав штаны до колен. Мал сосредоточенно наблюдал за водой, но при звуке моих шагов вскочил на ноги и сделал рывок к ружью.
– Это всего лишь я, – сказала я, выходя из леса.
Он расслабился и снова присел, направив взгляд на ручей.
– Что ты тут делаешь?
Мгновение я просто наблюдала за ним. Мал оставался абсолютно неподвижным, как вдруг его руки быстро погрузились в ручей и достали извивающуюся рыбу. Он кинул ее обратно. Какой смысл оставлять рыбу, если мы не можем рисковать, разжигая костер, чтобы приготовить ее?
Я видела в Керамзине, как он ловил рыбу тем же способом даже зимой, когда пруд Тривка покрывался льдом. Он точно знал, в каком месте пробить
