Степко нехорошо улыбнулся.
– Овец пасти негде? Свои проблемы моими руками хочешь решить?
– Вот что вы за люди, а? Ты знаешь, что такое дружба?
– Ага. Это то, что тебе предлагают после того, как поимели.
– Если идти, то на Волгу и Москву.
– Это может быть проблемно.
– Ничего проблемного. Там же Татария, там мусульмане.
– Не совсем, – досадливо цокнул языком чеченец, – там обществ нет.
– Каких обществ?
– Неважно, все равно не поймешь. Там настоящих муслимов мало.
– Тогда на Москву.
– На Москву… люди там у меня есть… Мало, но есть. У тебя?
– Найдутся.
– Только проблема есть. Там воинские части сохранились.
– Воинские части я беру на себя.
Чеченец внимательно посмотрел на бывшего полковника СБУ.
– Отвечаешь?
Степко нехорошо осклабился.
– Раз сказал, значит, отвечаю. Не первый день живу. У нас в АТО люди за месяц ссучивались, пришел такой честняга с голым задом, месяц прошел – уже на «Крузере» рассекает, а доча квартиру в центре Киева оформляет. Люди – дерьмо. И военные в этом не исключение.
Чеченец бесстрастно смотрел на бывшего полковника СБУ и думал – а как так могло быть? Как так могло быть, что люди этого народа – русского, украинского, чеченец не видел различий между ними, – двести лет назад покорили Кавказ. Как?!
Раньше были другие? Тогда почему сейчас такие?
– Поставим крышу, будем иметь, – продолжил рассуждать бывший полковник СБУ, – только тебе надо джигитов своих придержать, а то они на ровном месте газовать любят. Потом проблемы бывают. Имей в виду, если вместе работать будем, молодой-горячий не прокатит.
– Я своих в руках держу, – осклабился чеченец, – ты своих держи.
– Делить как будем? – в лоб спросил эсбэушник.
– Это я не решаю. Надо совет тейпов собирать, это дело общее.
– Тогда о чем мы вообще базарим, если ты не решаешь?
Чеченец хотел высказать наглому урусу (он считал СБУшника русским) все, что о нем думает, но по типично восточной привычке скрывать свои чувства сдержался.
– У вас свои порядки, у нас свои, – спокойно сказал он, – у вас ты один главный, у нас – демократия.
Последнее слово он подчеркнул тоном издевки.
– По долям все же как видишь? – настойчиво сказал полковник.
– Все зависит от того, кто сколько вложит, так?
– Примерно. Но сразу говорю, меньше чем на шестьдесят я не согласен, так и передай. Я бы вообще один все сделал, сил хватает – только в будущее смотрю, с вами задружиться хочу, пригодится. Потому и долю даю.
Чеченец улыбнулся. На самом Кавказе чеченцев всегда считали этакими евреями Кавказа, лукавой нацией. Большую часть автохтонного кавказского юмора составлял юмор именно на чеченском языке.
– Я тебя понял, дорогой. Можно мы пока погостим у тебя?
– Это без вопросов.
Чеченец подумал про себя, что этот полковник все же идиот. Шестьдесят… он и семьдесят запроси – совет тейпов согласится. Потому что шестьдесят – это только до тех пор, пока существует общий враг, а как только будет победа, так доли могут очень сильно поменяться.
А вместе с ним люди, которые знают, что к чему, многие в МВД, в ФСБ работали, кто-то в Сирии в ИГ был, только какая сейчас разница – все сейчас едины. И гостя – они разнюхают, что к чему, какие где силы и сколько примерно тут можно взять. И этот вопрос совет тейпов тоже обсудит…
Спустились вниз – люди с обеих сторон напряженно посматривали друг на друга, готовясь вцепиться в глотки по первому же приказу.
На следующий день чеченцев пригласили на охоту.
Охота была необычной – если раньше охотились на животных, то теперь на людей. Несколько человек, чаще всего из упоровших косяк рабов, выпускали в сельской местности, давали какое-то время, после чего спускали собак. Собаки преследовали дичь, а следом ехали охотники, частью на лошадях, частью на джипах. Ничего особенного в такой охоте не было, и чеченец подумал, что урусы и тут дураки. Кто же охотится на рабов? Он раб, он работать должен, для того он и живет. Это все равно как охотиться на собственную корову или лошадь – какой дурак так делает?
Но понятно, что чеченец никому и ничего на эту тему не сказал, оставил свое мнение при себе…
Охотничья колонна формировалась в районе ВАСО, и, судя по машинам, были в ней люди не бедные. Часть охотников была в форме – военной, ментовской. Они шумно здоровались друг с другом, хвастались оружием, о чем-то говорили…
Чеченец подумал – несчастный народ. Стоит одному из них надеть форму – и он становится худшим из угнетателей своего же народа.
У них на Кавказе все не так и всегда было не так. Мент, военный, надев форму, все равно остается частью незримого целого. Частью тейпа, туххума, общества[34]. Для него это важнее должностей, званий, звездочек на погонах – отрекшись от тейпа, от рода, от единого целого, кавказец теряет все, его сила же – это сила всего рода и всего тейпа. Яркий пример – это Дудаев, Масхадов. Первый был советским генералом, второй – полковником. И тот и другой были лучшими командирами своих соединений, полк Масхадова неоднократно завоевывал переходящее знамя. Но как только к ним пришли, они не смогли отказать своему роду и своему народу и безоговорочно перешли на их сторону, даже зная, что ждет впереди.
А тут…
– Варвары, – негромко проговорил по-чеченски подошедший сзади Иса. – Аллах их накажет нашими руками.
– Замолчи! – зло сказал старший чеченец. – Чтобы больше я этого здесь не слышал!
– Но дядя, они же не знают нохчи-язык.
– Мы не знаем, знают ли они или не знают. Лучший язык – молчание.
Рабов, которых намечалось
