– А почему ты украл пять золотых, которые ты отобрал у Джованни? – спросил Хоттабыч, бросив при этом на пол разорванные волоски из бороды.

– Я никогда не ворую вещественные доказательства, – обиделся следователь, – вот они…

Он выдвинул ящик своего письменного стола и… не обнаружил там никаких монет. Он перерыл все ящики, переворошил все бумаги, лежавшие на столе, но ни пяти монет, отобранных у Джованни, ни кучи монет, которые только что извлек из своих карманов Хоттабыч, он нигде не нашел. Пропал также и составленный им протокол допроса Джованни.

– Это ты украл, проклятый старик! Ты и этот тихоня рыбак! Но ничего, я вас живо заставлю все вернуть! – завизжал от злобы следователь.

Он позвонил в колокольчик, и сразу вошли четыре жандарма с необыкновенно свирепыми физиономиями.

– Обыщите их! – приказал он, указав на Хоттабыча и Джованни.

Однако обыск не дал никаких результатов.

– Куда девались монеты и протокол?! – взревел следователь.

Хоттабыч молчал. Джованни беспомощно развел руками:

– Не знаю, синьор следователь.

– А ну-ка, заставьте старика заговорить! – приказал следователь и в предвкушении приятного зрелища уселся поудобнее в кресле.

Жандармы молча козырнули и неожиданно для следователя и самих себя вдруг с силой вышибли из-под него кресло и принялись нещадно избивать.

– Что вы делаете, негодяи?! – вопил следователь, воя от нестерпимой боли. – Ведь я вам приказал обработать арестованных, а не меня!

– Так точно, синьор следователь! – молодцевато отвечали жандармы и продолжали наносить ему удары до тех пор, пока он наконец не затих, потеряв сознание.

Убедившись, что следователь потерял сознание, жандармы, как по команде, тяжело вздохнули и принялись мутузить друг друга до тех пор, пока один за другим не попадали на паркет в полнейшем изнеможении.

– Ну, теперь, о драгоценный мой Джованни, все как будто в порядке, – удовлетворенно произнес Хоттабыч. – Уйдем же поскорее из этого негостеприимного дома.

С этими словами он взял Джованни за руку и спокойно, как сквозь двери, провел его на улицу сквозь толстую каменную стену дома, где их поджидали обеспокоенные их долгим отсутствием Волька, Сережа и Женя.

Километра два они прошли, не проронив ни единого слова. Потом Хоттабыч задумчиво сказал:

– Насколько я сейчас понимаю, о досточтимые мои спутники, золото, которое я вчера подарил Джованни и его друзьям, ничего, кроме горя, не может им принести. Я теряюсь в догадках, чем бы мне их все-таки отблагодарить…

– Прошу вас, синьор, не дарите нам ничего! – взмолился с ужасом в глазах Джованни. – Мы и так вам очень благодарны. Золото мы сохраним до лучших времен, а чемоданы мы продадим сегодня же и выручим за них достаточно денег.

– Золотых денег? – спросил Хоттабыч.

– Нет, обыкновенных, бумажных.

– А как они выглядят, эти обыкновенные бумажные деньги?

Джованни показал Хоттабычу мятую бумажку достоинством в пять лир.

Старик внимательно осмотрел ее и, ничего не сказав, вернул рыбаку обратно.

У берега моря наши путешественники горячо распрощались с Джованни, и он ушел, довольный, что избавился от тюрьмы и что так здорово досталось на орехи негодяю следователю.

Весело посвистывая, он приблизился к месту, где сегодня утром оставил лодку со своими товарищами. Там он увидел, что перед рыбаками на корме лодки лежит большая груда бумажных денег.

Это были настоящие деньги, каждая бумажка достоинством в пять лир, и самый привередливый чиновник из казначейства не обнаружил бы в них ничего подозрительного, пока не обратил бы внимание на номера.

Все десять тысяч бумажек, неожиданно очутившихся на корме лодки, были за одним и тем же номером. Это был тот самый номер, который стоял на бумажке, показанной Джованни незадолго до этого Хоттабычу.

Распрощаемся теперь с нашими гостеприимными рыбаками, которым пятьдесят тысяч лир пришлись очень кстати, и вернемся к нашим старым друзьям, дружно шагавшим в это время по шоссе. Хоттабыч только что закончил рассказывать о том, что произошло в кабинете следователя.

– Эх, – сказал Волька и в сердцах стукнул себя кулаком по коленке, – я бы этому подлецу еще такое бы устроил, чтобы он всю жизнь об этом помнил!

– Ты прав, как всегда, Волька ибн Алеша, – серьезно согласился Хоттабыч.

В ту же минуту за четыре километра от наших друзей, в известном уже нам кабинете, произошло нечто, от чего один из жандармов, первый пришедший в себя, тут же снова упал без памяти.

Следователь, только что лежавший на полу, вдруг, сильно сократившись в размерах, очутился в стеклянном графине, стоявшем на его письменном столе.

Так он и по сей день томится в стеклянном графине. Все попытки освободить его оттуда кончаются безрезультатно, потому что графин этот вдруг стал тверже алмаза, и разбить его никак не удается.

Что же касается наших друзей, то Хоттабыч, убедившись, что в Средиземном море Омара ему не найти, предложил отправиться на берега Атлантического океана. Само по себе предложение было в высшей степени заманчивое. Однако неожиданно против этого возразил Волька, заявивший, что ему нужно завтра же обязательно быть в Москве, по причинам, которые он не считает возможным сообщить. Но причины, мол, очень важные.

Тогда Хоттабыч решил временно отложить дальнейшие поиски Омара Юсуфа ибн Хоттаба. Через пятнадцать минут, когда еще не все избитые жандармы пришли в себя, взвился в воздух и мгновенно скрылся за горами ковер-гидросамолет «ВК-1», имея на своем борту Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба, Владимира Костылькова, Сергея Кружкина и Евгения Богорада.

Еще через три часа ковер-гидросамолет благополучно снизился у пологого берега Москвы-реки.

В жаркий июльский полдень от Красной пристани Архангельского порта отчалил ледокольный пароход «Ладога», имея на своем борту большую группу экскурсантов-стахановцев. Духовой оркестр на пристани беспрерывно играл марш. Провожающие махали платками, кричали: «Счастливого плавания!»

Пароход осторожно выбрался на середину Двины и, оставляя за собой белоснежные облачка пара, поплыл мимо множества советских и иностранных океанских и речных судов, держа курс на горло Белого моря. Бесчисленные катеры, моторные лодки, карбасы, гички и нескладные, громоздкие плоты бороздили спокойную гладь великой северной реки.

Толпившиеся на спардеке экскурсанты на целый месяц прощались с Архангельском и Большой землей.

– Волька! – крикнул один из экскурсантов другому, озабоченно шнырявшему у капитанской рубки. – Куда девались Сережка с Хоттабычем?

Из этих слов наблюдательные читатели могут сделать безошибочный вывод, что среди экскурсантов находились и наши старые знакомые.

Тут нам необходимо сделать некоторое отступление и рассказать, как они очутились на «Ладоге».

Надеюсь, что читатели не забыли о том, как Волька позорно провалился на испытаниях по географии. Такое событие трудно забыть. Помнил об этом, конечно, и Волька, помнил и тайно от Хоттабыча тщательно готовился к переэкзаменовке.

Как раз на другой день после возвращения из Италии он должен был пойти пересдавать географию. Между тем было совершенно ясно, что Вольке нельзя было даже заикнуться о том, куда он сегодня должен пойти. Старик обязательно захотел бы сопровождать его в школу и опять натворил бы что-нибудь