44

Пара люминесцентных ламп, мигавших в пыльном полумраке, щелкали и жужжали. Откуда-то из самой глубины архива, из-за металлических полок, забитых картонными ящиками, доносилось приглушенное бормотание.

Я поковылял в глубь лабиринта.

Налево. Направо. Снова налево, и передо мной возник вынырнувший из-за угла констебль Симпсон. Он затормозил, моргнул и вытаращил глаза. Отдуваясь, прислонился к полке. Живот вздувался при каждом вдохе.

– Хотите, чтобы у меня инфаркт случился?

– Она здесь?

Показал пальцем себе за плечо:

– Следующий поворот направо, потом протесты против подушного налога, потом опять направо. И пожалуйста, будьте с ней вежливы.

Потом шмыгнул мимо меня и исчез в темноте.

Она оказалась в том самом месте, где, по описанию констебля Симпсона, и должна была находиться.

Элис, скрестив ноги, сидела на полу, окруженная открытыми коробками с файлами, рылась в каких-то бумагах. Плечи вздрагивали. Шмыгнула носом. Вытерла ладонью глаза:

– Прости.

– Не надо извиняться, он…

– Детектив-суперинтендант Найт прав.

– Да придурок он. И Дочерти твой придурок.

Еще раз шмыгнула носом:

– Да, я не вникла в дело. Доктор Дочерти сказал, что Потрошитель начал преследовать своих жертв, а я сказала нет. Но он ведь их преследует, правда? Значит, доктор Дочерти прав, а я нет.

Я повесил трость на полку, сел перед ней на корточки:

– А что, если он прав только потому, что он сам это сделал? Что, если он сам их похищал?

Она взглянула на меня, глаза красные и опухшие.

– Что я здесь делаю, Эш? Ума не приложу. Я никчемная и ужасная, и меня не нужно было привлекать к расследованию, и если Генри и доктор Дочерти не смогли поймать Потрошителя, то что говорить… – Ее плечи снова затряслись. – Какие у меня… были… шансы?

– Успокойся, хватит сырость разводить. – Я наклонился и прижал ее к себе. Ее волосы пахли гостиничным шампунем и выдохшимся «Джеком Дэниэлзом». Она прижалась лбом к моей щеке. Я крепко ее обнял. – Шшш… Это посттравматический стресс говорит, а не ты. Может быть, примешь немного МДМА? Или в стрелялки поиграешь на компьютере? Или еще что-нибудь?

– Мне не нужно было…

– Ты самая умная из всех, кого я знаю, и не надо тебе так переживать. – Я отодвинулся, убрал ей волосы с лица. – Дочерти придурок, и незачем больше об этом говорить.

Она снова шмыгнула носом и кивнула. Вытерла с глаз слезы. Слегка улыбнулась:

– Даже похмелье не помогает…

Я сел на пол, вытянул ноги. Кивнул на папки и бумаги:

– И куда мы пойдем отсюда?

Из тени вышел Симпсон, в одной руке кружка, в другой – зеленое бумажное полотенце.

– Вот. – Протянул все Элис. – Чай. И немного имбирного печенья.

Она прижала кружку к груди:

– Спасибо, Элан.

Я удивленно вздернул бровь:

– А моя где?

– Вы не расстроены. И я вам не мальчик на побегушках. – Пихнул ногой стоявший рядом со мной архивный ящик. – Надеюсь, Хендерсон, вы сможете все поставить на место, когда найдете то, что вам нужно. Здесь и без вас сплошная неразбериха.

– Как будто от этого что-то изменится. Твои владения, Симпсон, это просто зона бедствия, тебе должно быть стыдно за себя.

Он оперся локтем о полку:

– И не надо говорить мне про этих засранцев из операции «Тигровый, мать его, бальзам». – Руки взлетели вверх, локти уперлись в бока, пальцы начали извиваться, голос стал выше на пол-октавы: – «Да мы из спецподразделения, нам никакого разрешения не нужно, сам после нас все уберешь – мы ведь такие сексуальные!» Задроты. Трудно, что ли, вынуть ящик, посмотреть, а потом на место поставить? Зачем устанавливать правила, если ни один придурок не хочет их соблюдать?

Я побарабанил пальцами по крышке коробки:

– И кто тут с коробками баловался? Вся команда Найта? Или только некоторые?

Симпсон надул щеки, выдохнул:

– Сейчас посмотрим… Детектива-инспектора Фута несколько раз здесь застал, в ящиках копался, потом детектив-сержант Грол…

– А как насчет доктора Дочерти?

– Пффф… Этот хуже всех. Копается в ящиках, как ребенок в песочнице. И никакого уважения ни у кого вообще. – Симпсон выпрямился. – Ну, как бы то ни было, кое-кому работать пора. – Развернулся и скрылся в лабиринте архивных стеллажей. – И поставьте все на место, когда найдете то, что искали.

Я вывел «сузуки» с кольцевой развязки на Шортстейн. Поехал вдоль рядов похожих друг на друга домов из недожженного кирпича с черепичными крышами. Переулочки, манерные названия улиц. Лабрадоры и внедорожники. Элис положила руку на пачку бумаг, лежавшую на коленях, чтобы они не упали:

– Я понимаю, что он может исказить психологический портрет, чтобы не было сходства с ним, но…

– И он все время говорит о письмах. Имеет неконтролируемый доступ к архивам. Каждый раз, когда ты с ним не соглашаешься, он поворачивает дело так, как будто ты не знаешь, о чем говоришь, или просто замалчивает твое мнение.

– Но это совсем не значит, что он – Потрошитель. – Улыбнулась мне, сжала руку. – Очень мило с твоей стороны, но не надо делать из него подозреваемого только потому, что он грубо обошелся со мной.

– Я его комнату навестил прошлой ночью, когда тебя ужином рвало. Никаких признаков жизни. Постель нетронутая.

Она перевернула страницу:

– Ну и что… может быть, у него любовница в городе?

– У него в чемодане лежали женские трусы с бюстгальтером. И еще губная помада с сережками.

Свернул налево, на Кэмберн-Вью-авеню. В промежутках между домами росли деревья, их верхушки тянулись к солнцу, пробивавшемуся сквозь серые с розовым отливом облака.

– Но это совсем не значит, что у него не может быть любовницы.

Я искоса взглянул на нее, она заерзала в кресле:

– Ну и что? Трансвеститам тоже нужна любовь.

Выехал на перекресток Кэмберн-Вью. Посреди улицы стояла пара патрульных машин, между ними раздолбанный фургон криминалистов.

– Думал, ты опять начнешь говорить о расстройстве идентичности, и что он носит маску, и все такое…

Она нахмурилась, а я припарковался рядом со второй патрульной машиной.

– Итак, мы должны признать, что в исправленный психологический профиль будет вписываться совсем другой персонаж. И личность, которую он воспроизводит, самым профессиональным образом совпадает с одержимым властью нарциссистом, который разоблачает себя в письмах… – Ее рука потянулась вверх, к волосам. – Мы на самом деле считаем, что он является реальным подозреваемым?

– Пока думаем над этим.

Потеребила волосы:

– Что известно о его детстве?

– Социальную службу к нему два раза вызывали. Один раз за умышленный поджог, и еще раз – потому что показалось, что родители его бьют. Жена с ним развелась из-за каких-то сексуальных проблем, точно пока не знаю. То, что он носит женскую одежду, может вполне являться причиной.

Она еще сильнее нахмурилась, вокруг глаз образовались морщины.

– Умышленный поджог – это типичный индикатор психологических проблем, и если родители его били… Мы можем взглянуть на отчеты?

Я открыл дверь и вылез наружу:

– Над этим уже работают.

Она сунула бумаги в сумку и пошла