Она сняла балетки и побежала по газону, представляя, что он держит ее за руку, и чувствуя счастье и ужас. Мать, смотревшая в окно, вдруг вспомнила, какой дочь была в детстве, и распахнула дверь.
– Замечательно выглядишь, детка.
– Это странно, потому что вчера я налакалась, как последняя пьянчужка.
Лола шагнула в сумрак коридора, поцеловала мать, и та не сказала ни слова «о вреде алкоголя и бродячей жизни». Только спросила, глядя в глаза:
– Хорошо повеселилась?
– Угу, – ответила Лола и пошла на кухню.
Жеральдина зажгла свет.
– Кто был?
– Наташа, Хлоя, Диана и Эва.
Лола налила полный стакан воды.
– Ужинали в индийском ресторане?
Она кивнула. Мать стояла рядом, совсем близко.
– Вкусно поели?
– Для меня – слишком остро.
– Чем потом занимались?
– Пошли в Rainbow[10].
– И?
Насколько прозорлив материнский инстинкт?
– Нет, мама, я не удостоилась ни стриптизера, ни других «ужасов», которые ты могла вообразить.
Жеральдину ее тон не убедил.
– Я ничего не воображаю, дорогая, просто слушаю. Моя дочь веселилась на девичнике, пока я ломала голову, как рассадить гостей, а Эльза захотела непременно испечь торт с абрикосами и виноградом – очищенным и без косточек…
Они выдержали паузу на три такта. Лола легко представила, как долго Жеральдина готовила начинку и какой бардак царил на кухне.
– Получилось очень вкусно. Хочешь кусочек?
– Не сейчас. Где Эльза?
– Наверху.
– Понятно…
Значит, сестра смотрит мультик или виденный-перевиденный фильм и совершенно поглощена зрелищем. Она смеется, плачет, хлопает в ладоши и попросту не заметит Лолу, не услышит ее и вернется из своего мира, только увидев на экране слово Конец. Лола прислушалась.
– «Мерлин»?
– Третий раз за день. Я бы не отказалась от его помощи!
– Коротышка не так уж и силен, – улыбнулась Лола.
– Я о волшебстве, – рассмеялась в ответ Жеральдина. – Пусть бы поколдовал и разобрался с гостями.
– Господи, я думала, проблема решена! – простонала Лола.
– Идем.
Лола вспомнила, как Бертран произнес это слово, и побледнела. «Свадьба, между прочим, твоя, детка!» – добавила Жеральдина и повела дочь в столовую. Столешница из дымчатого стекла была завалена листами бумаги, кремовыми тюлевыми мешочками драже, мотками бархатной ленты цвета морской волны. Жеральдина осторожно сдвинула украшательства в сторону, разгладила листки, начала объяснять, что перепробовала массу комбинаций – и все без толку.
Лола почувствовала, что мать постепенно заводится, нервничает, втягивает ее в водоворот переживаний, и будет правильно изобразить интерес. Она склонилась над схемами. В три прямоугольника, расположенных буквой «П», были вписаны фамилии. В глазах у нее потемнело, спазм перехватил горло. Она из последних сил цеплялась за реальность, чтобы заглушить звучавший в голове голос Бертрана: «Идем…»
Она коротко кивнула, когда Жеральдина поинтересовалась, можно ли поменять местами Луизу и Элизу.
– Тебе что, все равно?
– Конечно нет.
– Не похоже.
– Значит, проблема в Луизе с Элизой?
– Нет, сейчас объясню.
«Градус» разговора опасно повысился, обе это почувствовали, Жеральдина сделала глубокий вдох и начала излагать:
– Дядю Жака нужно пересадить в торец стола. У него нога в гипсе, так что придется подставлять табуретку. Из-за этого двоюродная бабушка Амелия будет сидеть рядом с Филиппиной Милан, племянницей твоей будущей свекрови. Беда в том, что они не знакомы, а Амелия очень застенчивая.
– Она сварливая старая дева, – буркнула Лола. – Пусть сама выкручивается.
Жеральдина бросила негодующий взгляд на дочь.
– И это говоришь ты?
– Я. А научила меня ты, мама.
– Спасибо за упрек.
– Это не упрек.
– Еще какой.
– Случайно вырвалось…
– Лола…
– Мама! Пожалуйста… Умоляю… Я не спала, устала, плохо соображаю и не хочу собачиться из-за одного глупого слова.
Жеральдина не отвечала.
– Я устала, – повторила Лола. – И ты устала, потому что надрывалась как безумная, чтобы эта свадьба…
– …увенчалась успехом.
Успех.
– Хорошо бы твой отец был здесь и помогал мне.
Лола содрогнулась, но Жеральдина сразу спохватилась, взяла себя в руки. Да, мать и правда переутомилась, раз говорит такие «глупости».
Она подошла к балконной двери, распахнула обе створки, и в комнату ворвалась волна жаркого воздуха, словно только и ждала возможности напасть на противостоящий ей мир. Ворвалась и обняла двух женщин. Лола смотрела на кудрявые волосы матери, заколотые гребнем, и думала: «Она когда-нибудь носила другую прическу?»
Жеральдина опустила веки. Она могла с закрытыми глазами нарисовать три бамбука, высоченную ель, кроваво-красную магнолию, белые гортензии, высокие ромашки, незабудки, а чуть дальше, справа, грядки клубники, салата, зеленой фасоли, четыре ряда лука и чеснока. Рядом шланг, который Эльза то сворачивает, то разворачивает. Японская лесенка ведет на террасу с деревянной калиткой. Пятьдесят восемь ступенек. Она знала расположение, форму и неровности каждой, помнила, как пришлось перекопать лужайку, чтобы их установить. Ногти у нее тогда еще не были безвозвратно испорчены.
Жаркий воздух вдруг показался ей благом. Жеральдина почувствовала, что сейчас расплачется. Захотелось оказаться в любящих объятиях. Если бы я верила в Бога, поговорила бы с Ним. Она всю жизнь вставляет гребень в одно и то же место, не испытывает религиозного чувства и никогда никому не сумеет довериться. Не откроется даже Лоле, которую обрекла на самостоятельное взросление. Заставила контролировать свою жизнь. Брать на себя ответственность. Быть готовой ко всему.
– Мама…
Она открыла глаза. Лола подошла, обвила рукой талию.
– Почему ты не устроила жизнь заново после папиной смерти?
– Не смогла… – очень тихо ответила Жеральдина, и не подумав солгать.
– А сейчас?
Мать Лолы посмотрела на сосну, росшую посреди сада. Она была такой прямой и высокой, что вызывала головокружение. Жеральдина не возвела очи горé – нет, я не могу, – сделала глубокий вдох и сжала руки дочери.
– А сейчас я веду неравный бой с планом рассадки гостей на твоей…
– Мама!
– Я слишком старая.
– Тебе и пятидесяти нет.
– Исполнится через год.
– Полтинник – не старость! Я…
Лола не сумела выговорить шедшие от сердца слова – снова, как и в тот день, когда Бертран нагишом стоял у лифта. Конечно, это ведь не жестокие упреки, те изрыгаются со страшным грохотом. Ранят. Пропитывают ядом. Таков правящий миром закон притяжения.
Жеральдина вернулась к столу и схемам, которые успела выучить наизусть, и произнесла, ужаснувшись своему тону:
– Хочу, чтобы все получилось идеально, милая. Так куда мы посадим двух твоих теток и двух бабушек – твою и Франка? Он по-прежнему ее ненавидит?
– Еще как!
– Это не облегчает задачу.
Лола прикидывала варианты, как делала на борту, когда приходилось творить чудеса, чтобы пересадить пассажиров, жаждущих «удобства, естественного света, вида на облака, кресла у иллюминатора и чтобы рядом не оказался солдатик, пахнущий дешевым дезодорантом». Иногда выдвигались пожелания похлеще…
– Привет-привет, Лола-Лола!
– Привет, красавица! Досмотрела фильм?
– Он перематывается в начало. Хочешь мороженого?
– Никакого мороженого, Эльза! Уже семь, через десять минут будем есть.
– Мороженое?
– После ужина, если захочешь! Накроешь на стол, пока мы закончим?
Эльза согласно кивнула и запела-затанцевала, как Белоснежка: «Однажды мой принц придет». У будущей новобрачной потемнело в глазах. Однажды случаются неожиданные вещи. Однажды Бертран Руа открыл мне дверь.
– Франк
