— Я жду от тебя ребенка! — быстро выпалила Анна. Она не подготовила фразу заранее, хотя и долго думала, как и когда лучше преподнести эту новость с меньшими потерями нервов для обоих.

Сейчас она не следовала цели, ни придерживалась какого-либо плана. Что-то изменилось внутри еще утром. Все расчеты и хитрости растаяли, как маленький снеговик, которого она принесет домой по требованию сына через четыре года.

— Ребенка?! — переспросил Алексей.

Наверное, логичнее было бы уточнить: «От меня?» или удивиться «Ждешь ребенка?». В данной ситуации вопрос, который сам соскочил с кончика языка продавца пуговиц, не встретив никакой обдумывательной преграды, был по крайней мере уместнее, чем «Ты?» и уж тем более лучше, чем вопрос «От?», который мог задать только человек, принадлежавший к достаточно незначительному по числу, ограниченному каким-то психическим заболеванием, кругу людей.

Только при наблюдении со стороны, при подслушивании чужими ушами, вопрос Алексея мог показаться странным. Ведь эти чужие уши и сторонние наблюдатели на знали, что чаще всего Анна ждала от Алексея денег или объяснений «своего неадекватного поведения».

— Ребенка. — спокойно подтвердила Анна.

— Я перезвоню! — Алексей повесил трубку.

Анна положила телефон в чехол, завязала ленточку. Убрала его во внутренний карман сумки, застегнула молнию и принялась решать задачу Энштейна, толком не зная длинного условия. Она нарисовала таблицу пять на пять, но вспомнив утверждение великого ученого о том, что лишь два процента населения Земли смогут найти ответ, не делая никаких записей, отложила ручку. Анна взяла планшет, чтобы открыть в интернете точное условие задачи и узнать про себя, что она относится к значительному большинству. Завершая всю эту тянущуюся гусеницу действий, молодая женщина погрузилась в чтение подсказок: «Англичанин живет в красном доме. Швед держит собаку…»

Алексей составил свою гусеницу следующих друг за другом глаголов-сказуемых. Он бросил телефон на стол, встал и заходил по кабинету. Закрыл дверь на замок. Снова сел, достал из ящика листочек с ребусом, который так и не был разгадан. Погрыз карандаш.

Ему не удавалось отвлечься. Лицо Алексея добрело и начинало светиться, потом пробегало хмурое выражение, и оно выглядело как вылитое из гипса — испуганным и неподвижным. Он потер руками виски и поднял листок с ребусом над головой. С листка тут же слетела фраза, наконец, соединяя все знаки и символы воедино и давая точную характеристику будущего отца на сегодняшний момент: «Ты трус, Волков!».

Да. С буквами «Т» и «Ы» не надо было колдовать и разъединять их. Они явно оставались местоимением. Человечек был контуром и, действительно, напоминал очерчивания мелом трупа. Запятая, чуть размазанный мяч, отнимала у слова последнюю букву, а латинская «S» доделывала его — трус. Собака не была собакой. С такими зубами, пастью, это мог быть только волк. Восклицательный знак перед солнцем, как и предполагал Алексей, означал отсутствие света, выключение — OFF или просто «ов». Ты трус, Волков!

«Ты трус, Волков! Ты всегда боишься. Боишься всего! Боишься, что кто-то причинит тебе неудобства, кто-то побеспокоит, нарушит внутреннюю гармонию. Боишься дополнительных проблем и хлопот. Ты закрылся бы в одной комнате и не выходил бы оттуда. Но и это тебя пугает. Страшно остаться без зрителей, страшно, когда за тобой никто не следит, никто не знает, что происходит в твоей жизни, не знает что ты успел сделать и что еще сможешь достигнуть!»

Отгадка ребуса ни удивила Алексея, ни обидела, ни огорчила. Ни то, ни другое, ни третье. Она встряхнула его и немного изменила. Когда тебя называют трусом, сразу становится не так страшно. Это давно проверено. Если кто-то осмеливается назвать тебя трусом в нелегкой и так пугающей тебя ситуации, то это означает, что, по крайней мере, один человек не побоялся быть на твоем месте. А раз для кого-то твой страх — не страх, страх этот не такой и страшный.

Алексей перезвонил Анне. Та, услышав песню «Somebody That I Used To Know», полезла рукой в сумку. Алексей нетерпеливо постучал кончиками пальцев по столу. Мизинец, безымянный, средний, указательный. Еще раз. Еще раз. Теперь тоже самое погромче и чуть быстрее. Анна достала телефон из сумки. Рука Алексея потянулась за листком, на котором были нарисованы все составляющие ребуса. Он подвинул его к себе и взял карандаш. Ленточка на чехле первый раз позволила себе запутаться. Это была плата за правильный и быстрый выбор нужного кармана. Алексей обвел карандашом ребус в рамку, нарисовал в углах двойные линии. Ленточка перестала упрямится и уступила. Алексей закрасил контур человечка.

— Да!

— Аня! Не бойся! Не нервничай. Все будет хорошо. Мы вырастим этого ребенка! Нам надо многое обсудить!

Анна не могла ответить будущему мужу. Горло сжалось, дыхание перехватило, из глаз потекли слезы.

— Аня! Слышишь меня! Я хочу, чтобы у нас был ребенок! Аня! Я рад! Приезжай, мы все обсудим! Ты плачешь?

Алексей собрался и вышел из магазина. Он весело напевал детскую песенку про снег и иногда попрыгивал от переполняющих его чувств. Мороз раскрашивал щеки Алексея в розовый цвет, аккуратно вырисовывая ровные круги. Снег скрипел под ногами сегодня именно так, как он скрипел в детстве Алеши Волкова. Такой звук он слышал, когда неуверенно переставлял валенки, узнавая насколько можно доверять этому белому покрову, пробуя, не провалится ли он под ногами, не зашатается ли, не подведет ли. Снег был притоптан прохожими и скрипел надежно, по-настоящему.

Алексей думал о том, как хорошо жить, как важно жить, как нужно! Он знал, что все у него получится, что всего он достигнет. Люди, идущие навстречу, улыбались и вовсе не тому, что он криво надел шапку и маленькая бирка торчала над лбом, как рог единорога. Они улыбались ему в ответ. Сияние лица молодого мужчины отражалось вдруг, как солнце на хмурых сугробах, на унылых уставших физиономиях, заставляя расцветать и передавать полученное счастье обратно.

Алексей часто поддавался порыву чувств, совершал необдуманные, импульсивные поступки. Потом жалел. Никто из знакомых не воспринимал всерьез его быстрые решения и обещания. Они просили не отвечать сразу на просьбы, а подумать, все взвесить, отзвониться позже. Алексей знал и эту свою слабую черту. Он давно учился не торопиться, брать паузу. Но каждый раз, он был абсолютно уверен, что ничего не может измениться в его эмоциях и мыслях. В данный момент он любил Анну той первой любовью, почти безусловной. Он хотел восстановить семью и вместе воспитывать ребенка. Ему казалось, что Анна — единственная и неповторимая, что других женщин больше не существует на свете.

Но женщины существовали, и вот как раз одна из них проходила мимо. «Одна из них» практически для