от груза; они передали его своим товарищам и ушли на целых пятьсот ярдов вперед. Стало быть, как заметил Ханс, эти ребята прекрасно знают дорогу и их послали разведать, не ждут ли нас какие сюрпризы. Кенека шел в окружении носильщиков, служащих ему охраной, затем следовали мы с Хансом, а в хвосте плелись двое наших охотников.

– Я почти готов поверить, баас, что в словах Кенеки есть правда. Хоть эти парни, знающие дорогу, и держат язык за зубами, они наверняка принадлежат к его народу, а еще они опасаются нападения. Потому они так напуганы и столь рьяно продираются сквозь эти колючки.

– Откуда ты знаешь, что сказал мне Кенека? Небось прятался за камнем и подслушивал? – сурово спросил я, однако ответа так и не дождался: Ханс укололся о кактус (или только сделал вид) и задержался, чтобы вытащить из ноги шип.

Перехожу к вечеру третьего дня. С головы до ног ободранные кактусами, мы подошли к подножию западного склона громадной горы, бывшей, по словам Кенеки, потухшим вулканом. Близ кратера этого самого вулкана и обитали его соплеменники дабанда. До заката оставался еще целый час, мы изнывали от жары и буквально умирали от жажды, но крепились, стремясь поскорее дойти до назначенного Кенекой места для привала, где есть родник. Он хотел добраться туда до наступления темноты, ведь ночи стояли безлунные. Так что нам волей-неволей приходилось плестись дальше. Вдруг Ханс, который шел рядом, пихнул меня в бок и воскликнул по-голландски:

– Kek! (То есть «Смотри!»)

Я взглянул туда, куда указывал готтентот, и заметил нечто настолько странное, что в первую минуту даже подумал, будто мне это почудилось. На склоне низкой гряды горного массива, там, где начиналась равнина, внезапно появился мужчина. Он был измучен и шел, вернее, ковылял вперед, продвигаясь короткими перебежками и поминутно останавливаясь, чтобы перевести дух. Вот и все, что я разглядел невооруженным глазом, пока не надел очки, которые всегда при мне. Этот человек оказался белым! Ошибки быть не могло, его одежды, порванные на плечах, открывали невероятно бледную кожу. Кроме того, он был рыжеволосый, почти блондин, и рыжебородый. Ростом и комплекцией незнакомец также превосходил любого африканца.

В следующий миг на полосе земли сзади него появилась группа чернокожих туземцев, вооруженных копьями. Они явно охотились за белым человеком. Убрав очки в карман, я велел Тому и Джерри подать мой винчестер. Охотники таскали его вместе со своими винтовками, тогда как тяжелые ружья и боеприпасы оставались на попечении носильщиков. Они тут же повиновались, прихватив заодно сумку с патронами.

– За мной! – скомандовал я им и Хансу, и мы вчетвером устремились вперед, опережая носильщиков.

Изможденный незнакомец находился приблизительно в пятидесяти шагах от нас, а его преследователи – всего в шести от него. Туземцы начали метать копья, явно желая убить бедолагу, прежде чем тот доберется до нас. По моей команде мы открыли огонь и волею судеб поразили тех, кто едва не достиг своей цели. Под градом наших выстрелов злодеи отступили. Белый мужчина наконец достиг нас целым и невредимым и тут же обессиленно рухнул на землю.

– Бог мой! Неужто вы европеец? – проговорил он, задыхаясь. – Дайте мне ружье!

Я не стал рисковать, ведь у меня не оказалось запасного оружия, да и потом, вряд ли бедняга был сейчас в состоянии удержать его. А тем временем из-за хребта показалось человек тридцать или сорок копьеносцев – высоких и крепких. Наши носильщики побросали груз и с большим рвением включились в игру, издавая боевой клич: «Энгои! Энгои!» Мы пустили в ход дальнобойные винтовки.

В считаные минуты добрая половина нападавших была повержена, а остальные пустились наутек обратно через хребет. С нашей стороны пострадал лишь один человек, которого ранили копьем в плечо. Враги отступали, преследуемые нашими загадочными проводниками, из мирных носильщиков вдруг превратившихся в свирепых, словно тигры, воинов, которые, несмотря на усталость, ринулись в бой не хуже, чем зулусы. Столь разительная перемена изумила меня и Ханса.

– Взгляните-ка на этих малых, баас, – сказал мой слуга. – Похоже, они сражались не с чужаками, а с заклятыми врагами, ненависть к которым впитали с молоком матери. Обратите внимание на Кенеку: от злости наш приятель ощетинился, как дикобраз. – (И верно, его волосы и борода встали дыбом, а обыкновенно сонные глаза сейчас метали молнии.) – Разве ты не видел, как он расправился с тем здоровяком, которого ты упустил? – (Тут готтентот солгал: я вовсе не стрелял в этого туземца.) – Когда тот запустил ножом в бааса, Человек-сова вырвал из его рук копье и заколол наглеца. Должно быть, нападавшие принадлежали к племени абанда, которых, как мы знаем, дабанда просто ненавидят.

– В таком случае, – заметил я, – наши носильщики – сородичи Кенеки, люди одной с ним крови.

Тут я хватился белого незнакомца, о котором в этой суматохе совсем позабыл, и отправился на его поиски. Он сидел на земле и опустошал бутылку с водой, которую дал ему Джерри.

– Все-таки в гороскопах что-то есть, – произнес он, пытаясь отдышаться.

– Какие, к дьяволу, гороскопы? – спросил я, решив, что бедняга совсем спятил. – О чем это вы толкуете?

– Видите ли, мой отец был буквально помешан на астрологии. Представьте, он даже заблаговременно вычислил дату моего рождения. Однажды батюшка предсказал, что я встречу в пустыне белого человека, который спасет меня от кровожадных дикарей.

– Неужели? – Я решил сменить тему. – А позвольте узнать ваше имя?

– Джон Таурус[117] Аркл. Я, видите ли, родился под знаком Тельца, потому батюшка и дал мне такое имя. Друзья называют меня Быком, – добавил он со смущенной улыбкой. Мысли этого парня явно блуждали где-то далеко.