В дереве накапливается сок, хотя кто знает, питается ли дерево только соком? В чреве мира горит огонь, который дарит жизнь, хотя этот же огонь может погубить землю. В небесах парит воздушный шар, и никто не знает, что за сила заставляет его вращаться и время от времени поворачиваться на другой курс. Для всех Бог – судья или множество судей, потому что каждое создание само вершит свой суд, согласно своим законам, которые Бог установил в самом начале. Таким образом, в груди каждого существа есть правило, и по этому правилу продолжается работа в бесчисленной цепочке жизней, в конце которой мы отправляемся на небеса или вниз, туда, где ад и смерть.

– Ты имеешь в виду совесть? – тихим голосом предположил я, потому что ее мысли и образы взяли верх надо мной.

– Да, совесть, если хочешь, и можешь усвоить только этот термин, хотя он не совсем верен. В моем понимании совесть не одна, их много. У меня одна, у тебя – другая, у черного Владыки топора – третья, у маленького желтого человечка – четвертая и так далее. Даже у собаки есть своя совесть и, подобно тебе или мне, в конце концов, свой собственный суд, потому что искра, которая ниспослана сверху, рождает огонь во мне, и он горит, как тлеющий янтарь зеленого дерева…

– Когда придет день твоего суда, Айша, – прервал я ее, – я надеюсь, ты вспомнишь, что смирение не является твоей добродетелью.

Она улыбнулась в своей обычной живой манере – я видел эту улыбку лишь дважды или трижды в жизни, и она была как вспышка молнии в облачном небе, потому что бoльшую часть времени ее лицо было надменным.

– Хороший ответ, – сказала она. – Принудить смирного быка – и он станет сильным и будет рыть копытом землю. Смирение! Что мне делать с ним, Аллан? Позволь смирению стать частью тех, у кого слабая душа, а для тех, кто правит, как я, оно не нужно. Нас мало, и нужно быть гордой и величественной, чтобы заслужить это.

Помолчав немного, она продолжила:

– Итак, я сказала тебе про правду, которую ты видел, теперь ты хочешь услышать урок?

– Да, – ответил я, – я готов сделать это сейчас, и, без сомнения, это будет полезно для меня.

– Урок, Аллан, в том, чему ты поучал, – в смирении. Тщеславный человек и глупый, как ты, не пожелает отправиться в подземный мир в поисках тех, кто когда-то был всем для него, – их было немного, пара человек, и все. Ты сделал это потому, что искал ответ на вопрос: живы ли они за Воротами тьмы. Да, ты говорил это, но не надеялся узнать правду, что они живут в тебе, и только в тебе. Ты в своем тщеславии не мог нарисовать себе такую картину, в которой они живут как отвергнутые души в небесах, ты думал, что они все еще на земле и освещают твой путь поцелуями.

– Никогда! – воскликнул я возмущенно. – Это неправда!

– Тогда я прошу прощения, Аллан, потому что сужу о тебе по другим, которые такие, какими созданы мужчины, и не вини себя, если время от времени они смотрят на женщин, которые таковы, какие они есть. По крайней мере, это было, когда я знала мир, но с тех пор вино превратилось в воду, и я думаю, что оно улучшилось. Поэтому не забывай, что могут быть и другие, даже более непохожие, чем ты, более подходящие для любви женщины, которые, как мы знаем, очень изменчивы, и возможно, загорятся новые огни и придут новые удовольствия. Ты понимаешь меня, Аллан?

– Думаю, что да, – вздохнул я. – Я понимаю, что ты имеешь в виду, что образы Вселенной вскоре ослабнут и люди, которые ушли в иные миры, смогут сформировать новые отношения и забыть старые.

– Да, Аллан, как и те, кто остается на этой земле в то время, как другие ушли. Разве мужчины и женщины не вступают повторно в брак, как они хотели делать в мое время?

– Конечно, это позволено.

– Как и многое другое, это возможно, поскольку есть так много людей, из которых можно выбрать, так почему же надо все время оставаться в одном из них, обедняя себя?

Я понял, что это было сказано про меня, и рассердился, поскольку чувство юмора тут не пришло мне на помощь, напомнив, что Айша все-таки права. Это было еще одно крушение иллюзий, только и всего.

– Понимаешь ли ты, Аллан, – продолжала Айша, видимо решив, что я должен испить чашу до последней капли, – что эти жители далекой планеты, на которой ты побывал, судя по твоей истории, не видели тебя и ничего о тебе не знают? Может случиться, однако, что они не думали о тебе в то время, как в умах других ты оставался постоянно. Или может случиться так, что они вообще никогда не думали о тебе, забыли тебя, как отнятый от матери щенок забывает о ней.

– По крайней мере, было одно существо, которое, кажется, помнило! – воскликнул я, отравленный ее словами обо мне. – Одна женщина. И одна собака.

– Да, дикарка, дитя природы, грешница, которая ушла из жизни по собственной воле. – (Как Айша узнала об этом, не знаю, я не говорил ей.) – Это еще не конец, все еще остается тот, кто помнит, чей поцелуй был последним на ее губах. Но будь уверен, Аллан, это небольшое удовольствие – уходить от тех, чьи светлые души служат для бурных объятий. И кто знает, что может сделать мужчина, ревнующий или разочарованный в любви? И собака, которая помнит, потому что собаки более верные и преданные, чем люди. Вот в этом и состоит урок – становиться смиренным и никогда не думать, что ты держишь навечно при себе душу женщины, потому что когда-то она была к тебе добра.

– Да, – ответил я, подпрыгивая в ярости. – Как ты говоришь, я получил урок, и даже больший, чем хотел. Когда ты будешь уходить, я попрощаюсь