нет, не имеет значения, и этот факт сам подскажет тебе, что они там.

Я колебался, поскольку не хотел подвергать отважного маленького готтентота такому риску. Умслопогас, разобравшись, в чем дело, сказал:

– Пусть человек идет. Это его дар и долг, чтобы шпионить, а как раз мой долг – разить топором, а твой – командовать и поливать свинцом, Макумазан. Пусть идет.

Я кивнул. Поцеловав мою руку в знак своей признательности за все, Ханс исчез, сказав, что надеется вернуться через час. За исключением большого ножа, он отправился без оружия, опасаясь, что, если он возьмет револьвер, у него может появиться соблазн использовать его, а это наделает много шума.

Время тянулось очень медленно. Снова и снова я смотрел на часы в свете луны, которая стояла высоко в небесах, и думал, что ожиданию никогда не придет конец. Я слушал, но все было тихо, и легкий туман – единственное, что я мог видеть, кроме костров, которые горели у Гороко и его отряда.

Прошло полчаса, а Ханс все еще не появился.

– Я думаю, что желтый человечек мертв или взят в плен, – сказал Умслопогас.

Я ответил, что тоже боюсь этого, но у него еще есть время, а затем, если он не появится, я пойду за ним, надеясь найти врага там, где мы видели его в последний раз с вершины горы.

Я заметил, что амахаггеры, которые сидели на некотором расстоянии от нас, занервничали, тогда я взял с собой ружье и повернулся лицом к холму с кострами, как и было договорено с Хансом. Для этой цели я отошел на несколько ярдов влево, чтобы встать за дерево, и уже поднес ружье к плечу, когда желтая рука отвела ствол и тихий голос сказал:

– Не стреляй, баас, я еще не рассказал тебе, что видел.

Я посмотрел вниз и узнал уродливое лицо Ханса с гримасой, которая могла бы напугать человека в свете луны.

– Хорошо, – сказал я с деланым равнодушием, скрыв радость от его благополучного возвращения. – Но говори быстро. Я думал, что ты потерял след и никак не найдешь его.

– Да, баас, я потерял дорогу, потому что туман был слишком густой. Но в конце концов я нашел след, потому что мой нос чует этих людоедов, которые пахнут очень сильно. Я уловил запах одного из их караульных. Догнать его в тумане было довольно легко. И я был вынужден перерезать ему горло, так как боялся, что он будет шуметь. Итак, я пробрался в середину их круга, что тоже было очень легко, потому что они спали, завернувшись в одеяла. Они не зажигали огня – то ли не хотели быть обнаруженными, то ли в долине было слишком жарко.

Мне нужно было запомнить все, что видел, поэтому я в конце концов поднялся на невысокий холм, вершина которого возвышалась над туманом, так что я мог рассмотреть несколько сучьев с зеленевшими на них листьями. Я подумал, что смогу взобраться на дерево и понаблюдать, так как мне пришло в голову, что Резу может находиться среди этих людей и тогда я смогу убить его. Но пока я стоял, размышляя, вдруг послышался шум, какой могла бы произвести пчела в бутылке. Это жужжание кое о чем напомнило мне.

Я вспомнил: когда Рыжебородый, стоя на коленях, молился Небесам, а он делал это всегда, когда ему нечего было делать, господин, то он издавал точно такой же шум, как тот, что я услышал. Я пополз навстречу звуку и нашел капитана, привязанного к камню. Он выглядел как сумасшедший бык, который завяз в болоте. Он качал головой и вращал глазами, как будто выпил две бутылки плохого джина.

Все это время он продолжал молиться. Я подумал, что смогу освободить его, и даже попытался сделать это, но тут, к несчастью, он заметил меня и начал кричать: «Уходи отсюда, желтый дьявол! Я знаю, что ты пришел, чтобы забрать меня в ад, но ты слишком поторопился. Если бы мои руки были свободны, я свернул бы тебе шею!»

Баас, он говорил по-английски, а я немного знаю этот язык. Я понял, что мне лучше оставить его одного. В это время из дома вышли двое стариков, одетых в ночные рубашки, какие носят европейцы, на их голове были какие-то желтые штуки с металлическим изображением солнца впереди.

– Колдуны? – предположил я.

– Да, господин, или предсказатели иного сорта, потому что они выглядели как ваш уважаемый отец, когда он одевался и вставал на кафедру для проповеди. Увидев их, я отполз немного назад, туда, где был туман, лег и начал слушать. Они посмотрели на Рыжебородого, поскольку его крик привлек их внимание, но он и не глянул в их сторону, продолжал шуметь, как пчела в жестяной банке.

«Ничего страшного, – сказал один из стариков на том языке, на котором говорят амахаггеры. – Но когда же он угомонится? Я надеюсь, что скоро, потому что не могу спать из-за такого шума».