– Наш президент пошлет отряд солдат, которые арестуют беглецов и вернут их в Парагвай. Вы ведь обещали снова заключить с нами союз, а раз вы станете нашими союзниками и, надеюсь, верными друзьями, то вы не сможете скрывать наших врагов. Это было бы несправедливо. Если же вы выдадите их, то заверяю вас, что Эль-Супремо осыплет богатыми дарами все племя тоба – и прежде всего молодого кацика. Я не раз слышал, как он отзывался о вас в самых лестных выражениях…

Глаза юноши засверкали от удовольствия: он был честолюбив и жаден.

– Но вы потребуете, чтобы мы выдали всю семью? – снова заговорил он. – Отца, мать?..

– Нисколько, – прервал его злодей. – Я знаю, – продолжал он с отвратительной усмешкой, – я знаю, в этой семье есть цветок, которым юный вождь тобасов хотел бы украсить свой дом. Помню, помню, эта девочка – прехорошенькое создание. Впрочем, у нее есть двоюродный брат по имени Чиприано, и, говорят, он к ней неравнодушен. В Асунсионе ходили слухи, будто они обручены.

Агвара нахмурил брови. Его черные глаза метали искры.

– Чиприано никогда ее не получит! – воскликнул он со злобой.

– А как вы воспрепятствуете этому, дружок? – спросил искуситель. – Что вы предпримете, если они действительно расположены друг к другу? Ведь вы знаете, что ее отец – не только бледнолицый, но и гринго. Он заражен всеми расовыми предрассудками, которых не знаем мы, парагвайцы: мы ведь сами люди полуиндейской крови, чем и гордимся. Но он никогда не согласится отдать свою дочь краснокожему, сделать ее какой-то «скау», как он презрительно называет женщин вашего племени. Нет, он не отдал бы дочь даже самому могущественному кацику во всем Чако. Скорее он убил бы ее своими руками!

– Неужели? – побледнел Агвара.

– Безусловно, – подхватил Вальдец. – Останется ли этот человек под вашей защитой или вернется в Парагвай – сеньоёриты вам все равно не видать! Есть только один выход, чтоб она не стала женой Чиприано…

– Какой? – нетерпеливо прервал его индеец.

– Разлучить их. Мы захватим отца, мать и Чиприано, а вашу красотку мы оставим здесь.

– Но как же это сделать?

– Вы хотите сказать – как это сделать, чтобы не выдать вашего участия? – прошептал Вальдец.

– Да. Знайте, сеньор Руфино, что хотя я теперь вождь племени, но старики все-таки очень сильны… Если я обижу друга моего покойного отца, они могут мне навредить. Я не свободен, у меня связаны руки.

– Каррамба! Действовать вам вовсе и не нужно. Держитесь в стороне, но не мешайте нам. Все устроится очень просто. Мне нужно только ваше согласие. Не будьте для этого овечьего стада таким же заботливым пастухом, как ваш покойный отец. Позвольте натравить на него стаю парагвайских волков, и, ручаюсь, ярочка останется цела и невредима. Когда мы уйдем, явитесь вы со своими индейцами. «Защищать» старого барана будет поздно, но кто помешает вам подобрать блеющую овечку, спасти ее и доставить в безопасное место? Вы запрете ее, сеньор Агвара, в свое собственное тольдо, и никто не посмеет требовать у вас отчета в ваших поступках. Согласны?

– Говорите тише! – прошептал коварный индеец, подозрительно оглядываясь на спутников. – Они не должны слышать нашего сговора. Я согласен!

В ту самою минуту, когда юный кацик, забыв о совести, поддался искусителю, конь его вступил в поток. Зная, что вода здесь неглубока, а дно крепко, Агвара с Вальдецем спокойно продолжали путь. Индейцы следовали за ними и, не подозревая, в какой гнусный заговор вступил их вождь, по- прежнему шутили и смеялись, пока кони пенили копытами воду.

Многие ошибочно полагают, будто краснокожие обитатели Америки отличаются суровым и молчаливым нравом. Таковы, действительно, бывают некоторые старики, но и то далеко не всегда. Вообще же индейцы жизнерадостны, добродушны и любят всяческие развлечения. Индейская молодежь не менее весела, чем европейская. Почти все свое время она посвящает шумным играм. Вспомним, что именно у североамериканских индейцев мы заимствовали поло и ла-кросо; конскими скачками индейцы увлекаются не меньше англичан и превосходят их в стрельбе из лука.

Немудрено поэтому, что «золотая молодежь» тобасского племени, из которой состояла свита молодого вождя, не слушала, о чем говорил предводитель с бледнолицым, а забавлялась по дороге как умела. Немудрено и то, что Агвара, озабоченный переговорами с послом, не мешал им шутить и веселиться.

Так переправились они через реку. Но вот передние лошади вышли на берег, и поведение передовой пары всадников резко изменилось. Случайно взглянув на землю, парагваец как опытный следопыт сразу обратил внимание на отпечатки копыт. Он не мог не заинтересоваться ими: они были