– Ты спрашиваешь, кто я? – услышал он печаль в голосе вопрошающего. – Я тот, чье имя не принято произносить вслух.

– Неужели сам господь Бог ко мне явился?

– С чего ты взял?

– Как с чего. Сказано же – не поминай имя Господа всуе.

– Ну это же надо, даже то, что принадлежит мне, ему приписывают. Я возмущен.

Али увидел, различил, как от стены отделилась тень человека или другого существа, ибо мрак рассеялся до того состояния, что он мог видеть очертания человеческой фигуры.

– Ты мой тюремщик, – предположил Али, – но к чему эти загадки? Скучно стало на дежурстве?

– Так все было благородно, возвышенно, – ответил силуэт, – и на тебе, спустились с небес на грешную землю. Нет, друг мой Али, не тюремщик я, но освободить тебя могу.

– Ты знаешь, как меня зовут, – заметил Али, – значит, кто-то предал меня. Кто бы это мог быть?

– Ты знаешь, как ни странно, но тебя никто не предал. А твое имя мне известно, поскольку я давно слежу за тобой. Кто я такой, догадайся уже наконец.

– Скажи мне, почему я здесь, и я догадаюсь.

– Он догадается, да в таком случае любой догадается. Ну, пораскинь мозгами, как говорит твой русский друг, почему ты здесь в оковах. Могу только дать одну подсказку. Это все еще дворец ширваншаха.

– Почему все еще?

– Да не о том ты спрашиваешь, но так и быть, отвечу. Над ним нависла угроза поглощения враждебным.

– Татарами.

– Видишь, как ты умен. Ну, назови мое имя, и я дам тебе сто очков форы.

– Иблис! – предположил Али.

– Великолепно, – обрадовался силуэт, – я нисколько не сомневался в тебе.

– Чему ты так радуешься? – спросил Али.

– Если ты угадал с первой попытки, значит, думал обо мне, дружок. Я не зря, значит, здесь.

– Не спеши радоваться. Не суетись.

– Я не слышу уважения в твоем голосе. И меня это задевает. Мы едва, знакомы, и что ты себе позволяешь – не суетись. Я же не бедный родственник, чтобы суетиться. Не забывайся, говоря со мной. Но мы отклонились от темы, итак дворец ширваншаха. И ты развил здесь за последнее время бурную деятельность, называя вещи своими именами, пустился во все тяжкие. И вот ты в оковах. Кобелирование к добру не приводит.

– Можешь не продолжать, – сказал Али, – у меня не было других вариантов.

– Ну отчего же, – возразило существо, – позволь мне немного порассуждать. Я тут сразу вспомнил кое-что из собственного опыта. Были у меня когда-то шашни с чужой женой…

– Как и ты туда же, – прервал его Али.

– Да, ибо ничто человеческое мне не чуждо.

– Из твоих уст это звучит не убедительно.

– Чтобы работать с людьми я должен знать их натуру. Так вот, выследил нас ее муж. Но, будучи трусоват, нанял специальных людей, чтобы они меня проучили. И что, по-твоему, я должен был делать?

– Остановись, – сказал Али.

– Почему? – удивился Иблис.

– Я не хочу это слушать.

– Обидны мне твои слова, но будь, по-твоему. Конечно, чем я могу тебя удивить. Тебя, который, будучи простым смертным, завел интрижку с самой царицей. Но почему тебя тянет к замужним женщинам. У тебя есть прекрасная рабыня, а ты пускаешься во все тяжкие, вместо того, чтобы воспользоваться правом господина.

– А я не ищу легких путей.

– Ответ достойный, – издал смешок Иблис.

– Скажи мне, Иблис, зачем ты здесь? – спросил Али. – Разве ты не знаешь, что я – богослов, законовед, знаток Корана.

– О, да, тем более будет лестно для меня получить такого клиента. Адепта безверия.

– Безверие – это не другая вера, – возразил Али. – Это отсутствие веры.

– Давай, не будем цепляться к словам. Я…, впрочем, отложим наш разговор, ибо мне кажется, что сюда идут.

Голос умолк, повисла такая плотная тишина, что Али пошевелился, чтобы услышать звяканье цепи.