умирают вместе с их хозяином, а, оставив тело, перебираются на другое. А значит, каждое из них имеет свою историю, историю множества жизней, к которым было причастно. И когда ты рассматриваешь родимое пятно, которое было когда-то на плечах Нефертити, а сейчас живет на плече какой-нибудь девушки легкого поведения, то чувствуешь блаженный трепет… Конечно, это работа не на год и не на два, но времени у меня предостаточно. Этот драгоценный труд обессмертит мое имя не хуже Николы Теслы, который через двести пятьдесят лет будет обязан своей славой нашему брату.
– Что ты, Франц, мелешь, – поморщился Иоганн. – Да никогда неотесанный плотник не будет знаменит. Чушь.
Я пригласил их сесть и угостил вином. Амалия отпила и медленно и чувственно облизала свои яркие губы, не сводя глаз с меня, словно хотела что-то сказать. Если это правда, что он создал ее из мандрагоры, то произведение вышло чудесным. Странно лишь, что он говорил о потоке слов, который извергает Амалия, но я почему-то этим потоком еще не насладился.
– Чего мы к вам пожаловали, – перешел наконец рыцарь к делу. – Я слышал, что вас заинтересовало убийство той девушки из борделя. И я попросил Франца, а он, если вы заметили, сообразительный парень, попросил, чтобы он разнюхал что там, походил, порасспрашивал. И вот он выведал, что пан Михал Регула узнал часы, которые ему показал невинно убиенный мусорщик. Узнал, но мусорщику не признался, потому что намеревался сам эти часы вручить их владельцу. Однако мусорщик ему часы не оставил. Но еще тем же вечером пан Михал встретил владельца и рассказал, что к нему приходил Петрунь с часами. Владелец удивился, потому что был убежден, что часы лежат у него дома сломанные. Но не отрицал, что это могут быть его часы, потому что он купил их в прошлом году в присутствии пана Михала… Вы следите за нитью моего повествования?
Я кивнул.
– И вот, в тот вечер Петруня убивают. И что делает пан Михал? Он перепуган не на шутку. Он составляет вместе два и два и получает шок. Он переживает ужасную ночь, на рассвете дрожащей рукой описывает свое приключение и, едва рассвело, мчится что есть духа в костел, ловит исповедника и вручает ему конверт, открыть который просит в случае его неожиданной смерти.
– Откуда вам об этом известно?
– Так случилось, что этим исповедником… точнее, на месте этого исповедника был кое-кто другой… если быть точным – это был близкий друг нашего дорогого Франца.
Франц довольно улыбнулся и закивал головой.
– То есть это был священник или монах?
– Ну-у, можно и так сказать, – вмешался Франц.
– Но как он мог выдать тайну исповеди?
– Франц пошутил, – сказал Иоганн. – Это не был святой отец. Там сидел, скажем так, один остроумный парень. Такие чудеса, знаете, иногда случаются. Эти ребята любят пошутить.
– Еще бы! – засмеялся Франц.
– Какие ребята?
– Бурши. Школяры. Бурсаки. Словом, когда пан Михал примчался в церковь, в исповедальне его ждал бурсак в сутане отца Климентия с капюшоном, натянутым на самый нос.
– Значит, вам известно имя владельца потерянных часов?
– Ну а как же. Это доктор Грозваер. Вот сами прочтите.
И он показал мне письмо пана Регулы. Я был потрясен. Доктор Грозваер? Не может быть.
– Но это еще ничего не доказывает, – сказал я. – Возможно, он покупал часы не для себя, а кому-то в подарок.
– Мы тоже так подумали. И Франц несколько дней провел в обществе нашей золотой молодежи, которую еще незабываемый Кампиан пытался довести до ума. Францу удалось увидеть часы с такой же надписью у Михаэля, сына доктора. Там была довольно большая компания, в которую можно было играючи влиться, имея лишние деньги. А у Франца они были. И вот, когда все уже изрядно выпили, слово за слово удалось кое-что вытянуть о той охоте, на которой была убита девушка. То есть о самой девушке никто ничего не рассказывал, но об охоте говорили с удовольствием, потому что это была выдающаяся и успешная охота. Два кабана, четыре серны – такое не забывается. К тому же они вечером устроили на лугах пир, где жарили дичь и угощались. И таким образом удалось составить список тех, кто там был.
Рыцарь вручил мне бумагу, на которой выведены были имена Михаэля Грозваера, Яна Зихиниуса, Матиаса Урбани и Стефана Гайдера. Все это были известные своими скандалами и буйным характером сыночки.
– Это неполный список, – продолжал рыцарь. – Не хватает еще одного имени, но насчет него у меня сомнения.
– Кто же это?
– Судья Зилькевич.
– Зилькевич? А что у него может быть общего с этой бандой?
– А почему же нет? Он вдовец, а по возрасту недалеко ушел. Еще молодой мужик, почему бы не развлечься.