обозначены псалмы Давида. Для того ли мы существуем, чтобы сеять ненависть и насилие?
– Ну-ну, пан Немирич, – покачал головой Зиморович, – если здесь каждый, кому вздумается, будет публично демонстрировать свои обряды, во что превратится город? У нас ведь здесь и мусульмане есть. Может, нам еще и мечеть им построить?
– Не преувеличивайте. Мусульман здесь как кот наплакал. А русинов – целое море. Но вы их за людей не считаете. Наши магнаты привезли из Польши в Украину арендаторов, ввели налоги и раздали им ключи от церквей в селах. Поэтому каждый посполитый, чтобы окрестить ребенка, жениться или похоронить кого-нибудь, должен платить по шесть венгерских монет. Арендаторы издеваются над людьми, без оплаты церковь не открывают. Неудивительно, что ненависть к ним такая неуемная, и все теперь держится на волоске. А поскольку этими арендаторами являются исключительно евреи, то вот вам готовая бомба, заложенная вами же между двумя народами, которые до сих пор жили в мире. Но это вы их столкнули лбами. Вы и никто больше, забывая, что право сильнейшего – наисильнейшее бесправие.
– Так-то оно так, да немного не так, – сказал Зиморович. – Потому что эти церкви наши же магнаты и построили для схизматиков. Построили за свой счет. И на свои средства переселяли людей на новые земли. Вот они и хотят теперь понемногу эти деньги вернуть. И в целом мире люди платят налог на то, что их войско охраняет. А наши магнаты – и вам об этом хорошо известно – не раз защищали простонародье от татарвы. А то, что отдали церкви евреям в аренду, так это понятно: у них это получается лучше, а магнат не имеет возможности все села объезжать и поборы собирать.
– Почему бы не доверить это сельским старостам? Или вы считаете, что русины – все до одного злодеи? Я, кстати, и сам русин.
– Ничего удивительно, каждый из наших самых больших магнатов говорит о себе, что он «gente Rutenum nacionae Poloniae», – буркнул Мартин Грозваер. – Но вы хотите схизматиков приравнять к нам. Этого никогда не будет. Пусть сначала бросят свою поганую веру.
– Упрямство – оружие слабого. А вся ваша вера сводится лишь к тому, чтобы посетить раз в неделю церковь и во время проповеди бросать взгляд на женские фигуры, – засмеялся Немирич.
Грозваер сразу надулся:
– Что это вы такое выдумываете? Я в церкви думаю только о спасении моей души.
– Ну-ну, пан Грозваер, – вмешался Калькбреннер, – не изображайте уж такого богомольного. Фигура моей Амалии хочешь не хочешь, а все же привлекала ваше внимание. А поскольку для меня это честь, я хочу выпить за наших прекрасных женщин.
Бокалы и кружки поднялись в воздух, и как раз вовремя, потому что подали двух печеных поросят, начиненных гречкой и таких румяных, что у всех сразу внимание переключилось на еду.
Мне было обидно, что я не мог принять участие в дискуссии на стороне Немирича, но такова была моя участь – не быть собой. В такие моменты мне казалось, что я совершил ошибку, согласившись на предложение Мартина и не поехав к черкасскому полковнику. Вот там бы я был в своей тарелке и, может, вместе с Немиричем попытался бы воплотить его планы, потому что его трактат был очень подробным, и, с точки зрения искусства ведения войны с московитами, совершенным.
– Вы еще не понимаете, – продолжил Немирич – не понимаете, что нет врага более подлого, жестокого и лживого, чем мосх. Даже от турок и татар можно получить согласие сладить и договориться с ними о чем-то. Но не с мосхом. Коварство у них размыто в крови. И пока мы будем вязнуть в распрях, они воспользуются этим, чтобы нас расколоть окончательно, а затем по очереди захватить.
– Речь Посполитая не так слаба, – сказал Зихиниус, – ведь мы уже ставили Москву на колени.
– Ставили в союзе с казаками, – ответил Немирич. – Но не добили. За это время она снова окрепла. В своем трактате я, собственно, написал о том, что не стоит ждать их экспансии, а напасть надо первыми. Их сила – преимущественно в людях, а не в воинах, в количестве, а не в качестве. Редко какой народ поддается так сильно панике, как мосхи. Вспомните битву под Оршей, когда в 1514 году князь Константин Острожский разгромил их войско. Тогда мосхов охватила такая паника, что их больше погибло в болотах, чем от пуль и сабель.
– Ну, не хватает нам еще и самим начинать войну, – покачал головой Зиморович.
– Война начнется, так или иначе. Но инициатива будет тогда не в наших руках.
– Мосхи пока избегают войны, – сказал Зихиниус. – Зачем их трогать?
– Бойся не тех, кто воюет, а тех, кто избегает этого, – стоял на своем Немирич. Видимо, он окончательно убедился, что у него здесь нет единомышленников.
– Ой, не напоминайте мне о Московии, – покачал головой Урбани, – я был в том походе с нашим королем. Более убогого края еще не видел. Люди живут в хлевах. Им не страшна никакая война, потому что их бревенчатые дома, которые они себе построили, можно восстановить в любом месте заново. Им нечего терять. Скота у них очень мало, ни садов, ни огородов нет. Есть только общие поля. Если на мосхов напасть, они будут отступать, оставляя после себя выжженные поля и деревни. А на такие большие территории нам придется идти с обозом, который будет в десять раз больше армии. Иначе начнется голод. Ведь и тогда мы не гнушались кониной, воронами, лягушками и корнями рогоза. Я был молодым, поэтому со всей этой бедой справился, а сколько наших умерло от того, что их так кормили!