обнажил ему грудь. Она выглядела ужасно после прижигания. Я уже хотел было начать операцию, но Юлиана предложила провести ее сама. Я не имел ничего против, она засучила рукава и, решительно приставив ланцет к груди трупа, сделала вскрытие. Далее мы с Каспером взяли крюки и с обеих сторон растянули грудную клетку, а Юлиана тщательно обрезала со всех сторон сосуды так, чтобы часть их оставалась в сердце. Рута не сводила с нее глаз, внимательно наблюдая за всеми ее движениями. Бедная девушка, думал я, ее ждет большое разочарование, и в то же время я почувствовал и какие-то признаки ревности – Юлиана мне нравилась, а может, и не просто нравилась. Правда, выглядела она слишком независимой, и порой нелегко было вообще воспринимать ее как женщину, настолько удачно она вошла в роль юноши. Операцию она провела довольно быстро, и я не удержался, чтобы ее не похвалить, а Рута даже зааплодировала. Каспер тоже выразил свое восхищение, сердце оказалось теперь в его руках. Юлиана спросила, не зашить ли разбойнику грудь, но Каспер сказал, что это лишнее, потому что завтра на рассвете он вывезет разбойников за город и похоронит. Он спрятал сердце в мешочек, застегнул одежду на трупе, а мы положили останки разбойника на место. Каспер полил нам на руки воду из кувшина, и на этом наша миссия была завершена. Но Рута сказала, краснея, что сейчас она должна передать сердце разбойника слуге Калькбреннера, который будет ждать ее в шинке, так что, не могли бы мы с Лоренцо ее проводить?

Мы, конечно, согласились. Каспер хотел идти с нами, но Рута его отговорила, а он, на удивление, покорно согласился. У меня сложилось впечатление, что она его приручила, как приручают медведя, и теперь могла управлять им. Но что она могла ему пообещать? Их отношения казались мне довольно странными, ведь она не скрывала своего восхищения Лоренцо, это так выразительно бросалось в глаза, что Каспер не мог не заметить. Однако он ничем не выдавал себя, словно смирившись со своей судьбой.

В шинке горел свет и играла музыка. Несколько пар топтались на расшатанных скрипучих досках, взбивая вверх опилки, которыми был посыпан пол. Мы все трое вошли и огляделись. В нос ударил тяжкий смрад смеси пива и вина. Из-за стола, где сидела компания картежников, нам помахал рукой парень, похожий на Калькбреннера, у него тоже была черная бородка клинышком и вьющиеся черные волосы, разве что он не был слепым на один глаз. Мы подождали, может, минуты две, как он хлопнул картами по столу и воскликнул:

– Есть! Я выиграл!

Его коллеги недовольно загудели и с мрачными лицами наблюдали, как он сгребает свой выигрыш. Идя к нам, он бросил горсть мелочи на стол, чтобы они подняли себе настроение с помощью вина, а потом вышел с нами на улицу. Рута протянула ему мешочек, он заглянул внутрь, довольно хмыкнул и поблагодарил, затем окинул нас взглядом и сказал мне:

– Франц, к вашим услугам, пан доктор. Ваш ученик, – тут он поклонился Юлиане, – прелестен, если бы я был девушкой, то влюбился бы, – и засмеялся, словно давая понять, что ему известно, кем является на самом деле этот ученик. Потом еще раз поклонился, уже мне: – Ну, что же, я поспешу к своему пану доктору, потому как дело срочное.

– А где он вас ждет? – спросила Юлиана. – Мы как раз тоже собирались к нему, у нас есть то, что его заинтересует.

– О! Тем лучше. Он конечно же у графа Тилли. Пойдемте.

– Как же вы попадете к нему, если все ворота закрыты? – спросил я.

Франц рассмеялся:

– У меня есть свои небольшие секреты. Следуйте за мной и сами убедитесь.

Рута заколебалась, но я подмигнул ей, шепнув:

– Вам будет интересно.

Мы прошли к стене между башнями цеха жестянщиков и каменщиков, совершенно заросшими густым плющом. Франц просунул руку в эти заросли, что-то заскрежетало, и плющ раздался, а в стене мы увидели маленькую низкую калиточку, в которую можно было пройти лишь согнувшись. Через минуту мы уже были за валами, дальше шли между небольшими домами и лачугами, на нас лаяли собаки, но Франц знал на них управу. Это было что-то похожее на сычание. Как только он засычал – собаки умолкли, а некоторые, поджав хвосты, заскулили и убежали. Я попытался подражать его сычанию, но эффект был жалкий. Он, очевидно, вел нас напрямик, потому что мы шли через сады, и под нашими ногами хрустели опавшие яблоки. За садами и соснами появился дворец графа Тилли.

Во дворец вела дорожка, окаймленная диким камнем, что отделяло ее с одной стороны от леса, а с другой – от обрыва. В воздухе слышался странный запах как будто чего-то горелого, и не покидало ощущение, что лица касаются тоненькие ниточки паутины, слегка щекоча. Я несколько раз пробовал смахнуть их, но пальцы не почувствовали ничего. Повсюду царила тишина, но в ушах звучало что-то непонятное, что-то похожее на свист, он неожиданно выныривал откуда-то из чащи и катился то за нами, то впереди нас, исчезая в пропасти, и там визгливо отзывался. Я посмотрел туда, но ничего не увидел, там не заметно было ни одного движения.

Когда мы приблизились ко дворцу, раздался громкий собачий лай. Однако на этот раз Франц не воспользовался своим способом, видимо, почитая собак своего хозяина. На крыльце стояла стража, а собаки на привязи рвались и метались. Увидев Франца, стражи прикрикнули на собак, и те замолкли, лишь тихо ворчали и скалили клыки. Просторный гостиный зал был освещен несколькими канделябрами, но было довольно темно. Наши тени упали на стены причудливыми фигурами. Навстречу нам по лестнице спустился Калькбреннер.

– О, кого я вижу! Мартин! Лоренцо! А вы, если не ошибаюсь, Рута? Очень приятно. Это для меня большая честь, что вы посетили меня. – Он