встречаться втайне где-то на лугах и там, в душистых травах под плеск реки, они будут разговаривать обо всем-обо всем, а однажды они больше не вернутся, а уедут куда глаза глядят, далеко-далеко, возможно, на родину Лоренцо. Туда, где никто ее не обвинит в ведьмовстве и не заставит жить с нелюбимым.
Она прихватила своего конька, но не ехала верхом, а шла по заросшей дорожке, которую проложили телеги, в колеях стояла вода, земля была влажная и пружинила. Конек топал послушно за ней. Прохлада рассекала пространство, свежесть воздуха пьянила, Рута подставила лицо ветерку, который развевал ее распущенные волосы, и жмурилась на солнце. Она вся была полна музыки, которая звучала в ее душе, серебряный перезвон листьев подыгрывал ей, а жаворонок над головой звал вперед и вперед, к горизонту, мерцающему в разреженном воздухе. Она уже давно заметила удивительную способность души отождествлять себя с окружающей природой, сливаться с ней, как сливается маленькое насекомое, чувствовать себя одновременно и лесом, и лугом, и рекой, и травой, и небом над головой, и даже тем облачком, что медленно исчезает вдали. Ей казалось, что она в такие моменты невидима, невесома, как перышко, ветер подгонял ее и вел под руки, как в танце, и если бы не Лоренцо, она бы уже не остановилась, вот так летела бы и летела стремглав в неведомое, сев на коня, оставляя позади все страхи жизни, все, что ее донимало и мешало в свободном полете хоть бы к какому-нибудь, даже крошечному, как горошинка, счастью.
Бабье лето было в разгаре. Рута села на берегу, разулась и свесила ноги в воду, вода была холодная, но холод этот не обжигал, а бодрил. Конек лег в траву, он понимал Руту без слов и любил эти прогулки. По глади воды проплывали облака, и казалось, что река серпом воды отрезала кусок неба. Маленькие рыбки подкрадывались и щекотно клевали волосинки на икрах, при каждом движении пальцев они враз разлетались во все стороны. Солнце пригревало, и на душе становилось так легко-легко, хотелось взлететь и парить над этими кленами и тополями. Рута чувствовала себя невероятно счастливой, ей казалось, что нет никаких препятствий для ее счастья теперь, когда она встретила Лоренцо, и была также убеждена в том, что и Лоренцо влюбится в нее, ведь была уверена в своей красоте и видела, как заглядываются на нее юноши. Единственное, что их отпугивало от общения с ней – то, что она живет с палачом. Но на самом деле она с ним не живет, не живет, не живет! Она обязательно расскажет об этом Лоренцо. Нет, она сначала попросит аптекаря, чтобы он передал Лоренцо ее историю, чтоб тот узнал, что она попала в руки палача случайно и силой, что у нее нет к Касперу никаких чувств. Нет и не будет. Никогда-никогда-никогда. Чтобы Лоренцо об этом знал. Это очень важно. Хотя, правда, есть еще другой выход – попросить у Вивди приворотного зелья. Или же его приготовить. Там, в «Большом Альберте» есть разные рецепты. Вот только неизвестно, какой из них верный. Если ты этого никогда не делала, то можно ошибиться и все испортить. А потом закончить, как та женщина, что на днях сожгли за то, что отравила мужа, которого на самом деле хотела вернуть, но что-то пошло не так, а она под ужасными пытками так и не выдала того, кто дал ей приворотное зелье, потому что ничего другого не хотела – только поскорей отправиться вслед за любимым. Но это на крайний случай. Это если уж не будет никакой надежды на взаимность, ведь действительно очень хочется настоящей любви, а не поддельной. Разве она ее не заслужила?
Конечно, Вивдя умела привораживать и многим помогала, но, правда, уже дважды чары старухи подействовали совсем не так, как нужно. Еще до того, как она приворожила девушку, которая потом очманела и из-за которой ее выследили, старуха согласилась приворожить гуляку. Однажды вечером к ним приехала в бричке знатная пани и рассказала, что ее муж волочится по любовницам и уже неделю как дома не ночует. Вивдя поинтересовалась, есть ли у нее при себе что-нибудь, что принадлежит ее мужу, но та ничего такого не прихватила, пришлось ехать к ней домой. Там Вивдя велела разжечь в котле огонь и выполнять все ее указания.
– Сыпь это просо в кастрюлю и держи над жаром, – сказала она хозяйке, – а в другую руку возьми веер и раздувай огонь, приговаривая: «Как это просо в кастрюле лопается, пусть так мой муж меня ищет». Чары, чары, приведите домой ее мужа. Жгу, жгу эти сухие ясеневые листья! Как эти листья сгорели, не оставив пепла, пускай так ему сердце жжет! Топлю, топлю воск на огне! Как воск тает, как та земля, что от дождя размякает, так и он пусть преет и млеет. А над целомудренной женой пусть не насмехается. Кручу, кручу веретено. Как крутится веретено, так пусть выкручивают его ласки его любовницы. Пусть покоя ему не будет, пока к жене не вернется. Пусть это его во сне мучает, и мучает наяву. Вяжу, вяжу этот платок тройным узлом! Завяжу и косу. Пускай почувствует, как мысли его вяжутся, пока не покается.
Вивдя развернула узел, который прихватила с собой, и сказала:
– В этой крынке я залепила живую летучую мышь. Поставьте ее на огонь. Как она в этой крынке со всех сторон пропечется, так пусть жжет сердце его.
Летучая мышь пищала и бросалась, потрескивая крыльями, а вонь заполнила комнату. Наконец она стихла, из крынки пошел дым. Вивдя попросила какую-нибудь вещь хозяина. Женщина дала ей платок, которым он в танце, вспотев, вытер лоб. Вивдя бросила платок в огонь, тот вспыхнул и задымился, а на дворе залаяли собаки. Молодица схватилась за сердце – раздался стук в ворота.
– Это он, он, – вскрикнула она испуганно и одновременно радостно, и хотела уже бежать, но старуха ее остановила.
– Нет, еще немного подержим его.
– Но он здесь, собаки его учуяли!
– Погоди, не спеши. Будет лучше после того, как его накажешь. Еще успеешь его встретить, а пока подождем, пусть остынет. А то ведь, несчастный, бежал, взопрел. Так ему и надо – раз не хотел делать по воле, сделает поневоле. Пока огня не гаси. Жги эти жилы и говори: «Как эти жилы сжимаются и корчатся, так пусть сжимается и корчится сердце той шлюхи, что моего мужа приворожила». Возьми эту тряпку и тащи по полу, приговаривая: «Пусть
