– Пан доктор! Вы у себя? – послышался знакомый голос Петруня, одного из львовских мусорщиков. А через мгновение он уже входил в аптеку, покряхтывая.

– Что с вами? – спросил Лукаш.

– Спину ломит. У вас есть какая-нибудь мазь?

– Есть. Сядьте удобно на скамье, пока я приготовлю.

Тут аптекарю пришло в голову, что он может выведать кое-что у Петруня, ведь те, что пировали в лесу, принадлежали к патрициям города и жили на Рынке и прилегающих улицах, которые и обслуживал Петрунь. В одном из жилищ лежал кто-то с неприятной раной, а следовательно, там должны были быть окровавленные тряпки.

– Как поживаете, Петрунь? – спросил Лукаш, смешивая составляющие лечебной мази. – Мусор вам еще не надоел?

– Э-э, где там! Мусор – это целый мир. Чтоб вы знали, пан доктор, мусор делится на летний и зимний. Летом мусор легче, но у него богаче букет запахов, полно гнили – разной шелухи, стручков, разлезлых овощей. Зимний тяжелей, так как часть его составляет гарь из печей и зола. Я знаю о каждой хозяйке не только то, что она готовила на обед и на ужин, но и то, как она готовила. К примеру, пани Коляндра готовить не умеет. Что с этой мазурки возьмешь? В ее мусоре все очистки толстые, она никогда не угадает, сколько нужно ее семье, и поэтому выбрасывает много сгнившей зелени. Я всегда знаю, кто суп варит на ребрышках, а кто постный. Я знаю, когда Филюсь Бубела пришел домой пьяный, потому что тогда в мусоре полно черепков битой посуды вперемешку с женскими волосами. Я знаю все, что творится у людей не только в кухне, но и в спальнях, а обо мне не знает никто ничего. Я – тень. Я подъезжаю к каждой каменице со своей повозкой, захожу, беру ведро или корзину, высыпаю, отношу пустую назад и отправляюсь дальше. Я иду и любуюсь миром, потому что он прекрасен, я не вижу мусора, не вижу грязи и навоза, я не вижу луж – я вижу солнечную или дождливую погоду, которые мне приносят одинаковую радость. Я вижу только то, что красиво. А красоту, скажу я вам, можно найти даже в дерьме. Я забираю мусор, но несу в себе солнце. Мне нравится болтать, когда хозяйка, скажем, еще не готова и замешкалась. Это ничего, я могу подождать, потому что очень люблю перекинуться несколькими словами, сказать что- нибудь бодрое о погоде, или что-нибудь приятное о запахах из кухни, или похвалить малыша, ползающего по полу. И не надо, чтобы мне кто-то отвечал. Мне всего лишь нужно заполнить пустоту между приветствием и прощанием, меня она всегда угнетала. А у порядочных панов на праздники мне всегда давали выпить и, если они жили на первом этаже, то я в такие дни помнил, что должен убрать мусор с верхних этажей, прежде чем напьюсь на первом.

Он хитро прищурил глаз, и аптекарь, уловив намек, налил в рюмочку лимонной настойки и подал Петруню. Мусорщик расплылся в широкой благодарной улыбке и, пригубив напиток и причмокнув, продолжил:

– Не раз представлял я, что было бы без меня. Без мусорщика. Мусор затопил бы дом. Завелись бы крысы. Я, знаете ли, горжусь своей работой. Но об этой моей гордости не знает никто, ни-ни. Я счастлив, когда кто-то остановится и скажет: «Бог в помощь» или спросит: «Не тяжело ли?», а я всегда отвечаю весело: «Справимся». Всегда в одно и то же время иду я на ужин в шинок «Под Пьяным Турком». Я там всех знаю. Но меня знают не все, поэтому на мои приветливые кивки головы и улыбки никто не обращает внимания. Но это меня не волнует. Я все равно рад, что могу зайти туда, где мне уютно, и чувствовать себя, как дома. Ведь я тень.

– Вы не заметили в субботу чего-нибудь необычного в мусоре?

– Что вы имеете в виду? – Петрунь сразу оживился. – Мертвого младенца? Кошель с дукатами? Дохлого кота? Выбитую челюсть? Кроличью голову?

– Нет, меня интересуют какие-либо окровавленные тряпки. Может, окровавленная одежда.

– О-о, вам невероятно повезло, что вы встретили меня. Но только между нами. Я, видите ли, эти окровавленные и распоротые штаны оставил себе вместе с чулками. Моя Миля обещала их починить. А что?

– А вы помните, из какого дома они взялись?

– Конечно. Из каменицы «Под Грифоном», но не могу сказать, из какого жилища, так как мешок с мусором уже ждал меня у ворот. Но у меня есть привычка, которая мне передалась еще с деда-прадеда, – я одним глазом заглядываю в то, что должен выбросить. Я, знаете ли, человек хозяйственный. Я всегда найду что-нибудь, что может послужить такому, как я. Нет, я не из брезгливых. И расческа без нескольких зубчиков меня не оттолкнет, я еще ею могу свою собачку расчесать. Или, казалось бы, такая мелочь – стекло. Ну, кому оно может пригодиться? Собственно, кусочек стекла. Но я и его подберу, а потом, если надо, этим стеклом очень хорошо скрести ногти после того, как их обрезать ножом. Чтобы стали гладкие. Или пятки… Нет, я вам так скажу – отбросов не существует. Я мог бы для любой выброшенной вещи найти применение. Но моих рук не хватает… А знаете, я вам не зря сказал о мертвом младенце, потому что да – было у меня и такое приключение. Правда, кошелька с дукатами мне Господь еще ни разу не посылал. Дохлого кота – да, а кошелек – нет. Но я терпелив и знаю, что когда-нибудь Господь вознаградит меня за все. А что, уже и мазь готова?

Лукаш вручил мусорщику мазь, а когда тот хотел заплатить, сказал:

– Вы мне ничего не должны, я услышал много интересного. Это я вам должен. Потому попрошу вас об одной услуге.

В обеденную пору в невероятную жару тарахтела по Городецкой дороге на Львов одинокая карета в сопровождении охраны из двух вооруженных