На совести старой Вивди есть еще один грех. Когда пан Олефир из Дидилова влюбился в одну уважаемую молодицу, которая даже в мыслях не желала изменить своему мужу, то, отчаявшийся и измученный своей похотью, решил он прибегнуть к ворожбе. А поскольку женщина кормила грудью младенца, подкупил он ее служанку, чтобы и ему вынесла хоть глоток ее молока, которое она сцеживает после кормления. Хитрая служанка спрятала цехины за пазуху, но вместо спасительной жидкости вынесла козье молоко. Обрадованный пан Олефир из Дидилова произнес магические слова, которые ему сообщила Вивдя, и стал ждать любимую. Однако та не появлялась. Зато на следующий день он встретил по дороге козу, упорно шедшую за ним следом, она ждала под корчмой, а затем провела его до самого дома. Видимо, такое крайне компрометирующее поведение козы вывело пана Олефира из Дидилова из равновесия, и он отдал ее мяснику, еще и доплатив, потому как невинная жертва была довольно солидного возраста.

А потому должны мы подвергнуть испытаниям наших ворожей, и самое надежное испытание в ведьмовстве это купель.

Ворожей повели к реке, целая туча людей двинулась туда же и столпилась вдоль Полтвы. С кораблей слышались издевки и глумливые песни. Моряки взобрались на мачты, повисли на вантах и радовались, капитаны следили за происходящим в подзорные трубы.

Ворожей быстренько связали в «козла» – правую руку вывернули за спину и привязали к левой ноге, а левую руку – к правой ноге. Затем, привязав длинный ремень к поясу, бросили обеих в воду. Палач мысленно обратился к Богу, моля, чтобы девушка сразу же пошла ко дну, поэтому и спутал ее так крепко, как только сумел, еще и перевязал подол юбки. Но ворожеи и не думали тонуть, потому как одеты были в несколько юбок одна поверх другой, не считая рубашки, юбки надулись и держали их на воде на радость горожанам – иначе бы исчезла надежда на такое захватывающее зрелище, как смертная казнь. Девушка не тонула, и палач догадался почему – надо было перевязать не только подол, а так образовалась воздушная подушка еще лучше, чем у старухи. Толпа неистовствовала, звучали проклятия и ругательства, летели комья земли и камни, на кораблях стреляли в воздух из пистолетов и неистово шумели, подзуживая толпу. Когда несчастных вытащили на берег, воины должны были оттеснить всю эту ораву, чтобы она преждевременно не учинила самосуд.

Теперь уже всем было понятно, что это ведьмы. Не дав им обсохнуть, голодными и мокрыми до нитки их закрыли в дежах на остаток дня и на всю ночь. Но вскоре обе благодарили Бога, что им не дали выкрутить одежду, иначе жажда замучила бы их, а так они могли время от времени высасывать влагу из платья. Сквозь тонкие щели в клепках было видно, как день клонится к вечеру, как начинает темнеть и наступает ночь. Рута слышала, как Вивдя что-то бормочет, засыпая, но слов не могла разобрать, потом послышалось тихое повизгивание, поскребывание, а затем звук, будто пузырь сдувается, и наступила тишина. Рута склонила голову на колени, обняв их руками, и заснула.

Проснулась она среди ночи, когда попыталась поменять позу и сдвинуться спиной на дно, задрав вытянутые ноги вверх, так как дежа была хоть и узкая, но высокая. И в тот же миг в глаза ей ударил яркий свет месяца, который проникал сквозь щель. Это был очень холодный свет, словно длинная льдина, похожая на тонкий меч, тянулась от неба к ее сердцу, и у сердца не было сил ее растопить. Сон, который еще минуту назад обволакивал ее, опал лепесток за лепестком и выветрился, и теперь лишь тишина царила вокруг нее и в ней самой. В такой тишине засыпать ей было страшно, шевеление ногами не принесло никаких изменений, тишина все равно выходила победителем, она угнездилась на дне дежи и стерегла ее, как кот мышь. Но это продолжалось недолго, потому что скоро поднялся ветер, зашумели деревья и шелестел дождь, а вместе с ним послышался храп из соседней дежи, и Руте сразу стало легче. Дежи стояли под деревьями, и слабенький, но шумный дождь не донимал. Рута снова заснула.

На следующий день ворожей вытащили из деж и развязали. Зиморович спросил, признают ли они себя ведьмами, но обе отрицали, и тогда их повели в пыточную.

Пыточная – это особый мир, таинственный и скрытый для тех, кто не участвует в следствии, у рядового обывателя это место вызывало страх, но заодно и сокровенное желание хоть одним глазком припасть к какой-нибудь щели и увидеть, что там происходит, чтобы, получив желанную порцию трепета, с тихим удовольствием смаковать его потом и возвышаться в своих глазах, думая о себе, как о чистом и непорочном херувиме. Но это не дано было никому, кроме тех, кому эта обязанность полагалась по службе. Поэтому кроме главных персонажей – палача и его жертвы – там могли присутствовать епископ, судьи, подмастерья, кто-нибудь из медиков и нотариусов. По желанию могли заглянуть в пыточную и лавники, но им хватало одного-двух раз, чтобы навсегда получить отвращение к этому зрелищу. Кроме того, издавна все верили, что не стоит смотреть в глаза истязаемого, иначе его муки могут перейти на тебя и будут донимать всю жизнь. Поэтому частенько лавники и нотариус садились спиной к жертве.

Женщин начали раздевать, а поскольку те отбивались, их приковали к стене за руки и ноги и содрали с них все. Это зрелище вывело палача из равновесия, он не сводил глаз с молодой ведьмы и не мог представить, как будет пытать это прекрасное юное тело, к которому так и хотелось припасть губами, лаская все эти изгибистые линии кончиками пальцев. Холодный пот выступил у него на лбу. Но Зиморович приказал начинать со старухи, подмастерья взялись ее стричь и брить подмышки и между ногами, наляпав как попало густой пены. Закончив стрижку и бритье, подмастерья зажгли пучок соломы и для верности еще и слегка осмолили ведьму между ногами и подмышками, а затем ловко ее растянули между обоими крюками. Палач дернул за шнур, но баба даже не пискнула. Тело ее зависло и закачалось. Старое сморщенное лицо покрылось потом, губы вздрагивали, но молчали.

Епископ спросил:

– Отрекалась ли ты от Бога, и какими словами?

– Нет, – простонала ведьма и далее на каждый следующий вопрос отвечала отрицательно, но епископ продолжал:

– В чьем присутствии ты отрекалась от Бога, с какими церемониями, где и когда? Получил ли от тебя нечистый грамоту, подписанную кровью? А может,