даже задевая крыльями. Палач поддел мечом крышку и сбросил на землю. Пан лежал в гробу как живой, со свекольно-красным лицом, вишневые губы кривились в усмешке. Каспер махнул мечом и отрубил ему голову, кровь ударила вверх красным фонтаном, обрызгав воронов, те закричали отчаянно и полетели в лес. Подмастерье поднял панскую голову за волосы и положил ее в ногах. Затем палач отрубил ноги, а подмастерье положил их в головах. Одну отрубленную руку пристроили покойнику под голову, а вторую – под ноги. Тогда они подняли крышку, положили на гроб и заколотили большими гвоздями.

И когда Каспер попросил людей взгромоздить гроб на телегу, те нерешительно затоптались на месте – никто не хотел даже приближаться к гробу. Наконец согласились настоятель с пономарем, и когда взялись поднимать гроб, то не смогли сдвинуть его с места. Пришлось позвать еще парней, а те, устыдившись, что старый священник должен гроб таскать, все-таки присоединились к группе, и только ввосьмером высадили гроб на телегу. Общество расплатилось с палачом, он щелкнул кнутом, и телега тронулась.

По дороге Каспер наказал подмастерью сесть на козлы, править лошадьми, но не оглядываться назад, что бы там ни происходило. Сам он сел позади гроба с мечом в руке. Только воз выехал за Белогорще, из гроба послышалось жалобное нытье, а затем раздались ругательства и стук в крышку. Каспер ударил трижды плашмя мечом по гробу, и стук утих. Между тем уже стемнело, где-то высоко над головой снова закружили вороны, запищали летучие мыши, а из леса послышался пронзительный вой, что-то там топало, аж трещали ветки, и громко стонало. И чем дальше они отъезжали, тем беспокойнее становился мертвец. Палачу приходилось время от времени ударять мечом. У подмастерья мурашки по спине бегали, но он не оглядывался, хоть и понимал, что происходит что-то странное, потому что лошади уже выбивались из сил и еле тянули телегу. Было такое впечатление, будто воз доро5гой тяжелел и тяжелел. Вскоре лошади и вовсе встали, а пена с них так и капала. Парень хлестал их кнутом, но ничего не помогало – воз не двигался с места. Вокруг уже была темная ночь, вороны и летучие мыши над головами как взбесились, подлетали чуть ли не к самым глазам и с криком уносились снова в небо, а из леса медленно надвигалась беспросветная темень, ничего чернее им в жизни видеть не приходилось. Из гроба раздавался все более громкий грохот, словно кто- то молотом бил, а Каспер ударял мечом, аж эхо катилось. Подмастерье начал читать молитву, палач посмотрел на него и тоже присоединился, через минуту лошади снова тронулись. Так с Божьей помощью они продолжали везти покойного пана, хоть и очень медленно, потому что лошади все же частенько приостанавливались.

Наконец Каспер решил, что хватит с них этой муки. Они как раз выехали на старую плотину, здесь когда-то журчал ручеек и был пруд, но поток иссяк, а пруд высох и превратился в болото, покрытое ряской и заросшее по берегам камышом.

– Тут ему как раз и место, – сказал Каспер.

За плечами у подмастерья что-то завыло и запричитало, словно сто котов вдруг сплелись в один клубок, и он не выдержал – все-таки оглянулся. Господи! То, что он увидел, не покидало его память еще много лет и мучило в снах. А увидел он целую стаю черных чудовищ, окруживших и гроб, и телегу, и свисавших до самой земли целыми гроздьями. Палач бил мечом, но это мало помогало, потому что чудищ каждый раз становилось все больше и больше.

– А чтоб вас, живодеры! – рявкнул он. – Забирайте его! Он ваш!

Что тут началось! Черти всем миром ухватились за гроб и потянули его с телеги. Слышно было, как отчаянно кричит покойник, как бьется в гробу, а черти с хохотом и визгом сбросили гроб на плотину, а потом и в болото, только чавкнуло. Через мгновение все вокруг улеглось, утихомирилось. Куда и вороны с летучими мышами девались. На небе появился месяц и осветил дорогу. Подмастерье перекрестился, щелкнул кнутом, и лошади побежали, весело мотая хвостами…

Суд заседал в лавничей комнате, которая прославилась тем, что именно отсюда начинал свое путешествие по Ратуше черный гроб или его призрак. Но это было в полночь, а днем черный гроб никому не досаждал. Лавники расселись, и все как один уставились на обеих ведьм, причем старуху они удостаивали вниманием не более чем на минуту, а затем уже не сводили глаз с Руты. У каждого на уме был один вопрос: как она могла колдовать?

Зиморович откашлялся, глотнул воды и произнес таким тоном, словно вещал с амвона:

– Ut ameris, amabilis esto! Хочешь быть любимым – заслужи любовь, как учил нас славный Овидиус. – Тут Зиморович сделал паузу, словно давая возможность лавникам вспомнить, о ком идет речь, или даже поинтересоваться друг у друга, что за тип этот Овидиус, но лавники даже глазом не моргнули, и Зиморович продолжал: – Правда, сей совет не является совершенным и в отдельных случаях непригоден практически. К примеру, не могли им воспользоваться влюбленные, которых природа одарила слишком скупо, или те, чей объект любви уже отдал свое сердце другому лицу. В наше время влюбленные настолько честолюбивы и тщеславны, что совсем не заботятся о том, могут ли они сами предложить что-то, а стремятся прежде всего удовлетворить свое желание, а когда не могут добиться цели обычными средствами, прибегают к колдовству. Не обязательно сразу обращаться за помощью к дьяволу – лица, терпящие муки сердца, могут найти множество советов в книгах, посвященных так называемой белой магии. Особую популярность среди влюбленных имеет любовный напиток. Позволю себе напомнить, что и бедняга Тристан когда-то причастился этим напитком, а к чему это привело? Мы ведь имеем дело с трагической развязкой: объект любви «высох и едва душу Богу не отдал». Удивляться тут нечего, если вспомнить, какие удивительные составляющие имели подобные напитки. Перемолотые в порошок косточки лягушки, сердце ласточки, клешня рака, высушенная и растертая в порошок ящерица, кровь голубя, внутренности воробья, кошачий мозг, различное зелье и магические камни, а еще печально известная кантарида – жук из рода ubeloidae, кровь которого имеет ядовитую субстанцию – кантаридин. Ясное дело, что, напившись такого напитка, хочешь не хочешь, а дуба дашь.