и садовник. Через несколько дней, отбросив костыли, он уже всем рассказывал о невероятном таланте «пана дохтура», который поставил его на ноги, хотя все врачи до сих пор от него отмахивались. Айзек был также мастером трепаться, и неудивительно, что ему удалось заманить немало пациентов к аптекарю, да так, что другие аптекари уже начинали искоса поглядывать в их сторону. Понимал он и в торговле, поэтому с успехом начал заменять самого хозяина, когда речь шла о тех же колониальных товарах, в которых он был специалистом. Подстриженный и одетый в приличную одежду, он уже ничем не отличался от любого львовского купчика. И хотя он не был слишком набожным евреем, субботу уважал и за работу не брался. С Гальшкой они, правда, общего языка не нашли. Когда Айзек попытался продемонстрировать свои поварские способности, такое наглое посягательство на ее святую обязанность вызвало у Гальшки бурю гнева.

Кроме других обязанностей, Айзек взялся еще и за охрану пана дохтура, то есть, когда тому приходилось выходить из дому по вечерам, Айзек прихватывал дубинку и шел за ним, хотя Лукаш всячески его отговаривал.

Лавничий судья Бартоломей Зиморович позвал палача с самого утра и сообщил, что удалось поймать ведьму благодаря Федьку Потурнаку, чью дочь она заколдовала так, что бедняга высохла, как лучина, и едва душу Богу не отдала. А чтобы поймать ведьму, Федько прибегнул к старому способу. Зиморович с каким-то особым удовольствием рассказывал палачу о том, как Федько сначала сделал отметку на первом варенике, который был слеплен на Масленицу, а когда он сварился, положил его на печь, чтоб засох. Тем временем стал тесать осиновую скамеечку, но тесал понемногу в течение всего поста до Пасхи, потому что ежедневно надо было этой лавочкой хотя бы на минутку заняться, и этого было достаточно, а на Пасху утром отнес ее в церковь и спрятал так, чтобы никто не увидел. Только служба закончилась, он поставил ее у божницы, взобрался на нее и, положив вареник в рот, посмотрел на бабинец.[17] Как он и ожидал, на голове у одной бабы он заметил цедилку.

– Какую цедилку? – удивился Каспер.

– Ну, ту, в которую ведьмы молоко сцеживают. Они после обедни сразу идут молоко цедить. К сожалению, тогда ее не успели схватить, потому что она мгновенно исчезла. Но несколько дней назад к нам в магистрат пришел парень и сознался, что пытался приворожить девушку, дочь Федька5. С тем и отправился к старой Вивде, живущий около леса. Приворожить она приворожила, молодые даже поженились, только девушка ходит как с креста снятая, пришибленная, и все. Тут уж времени не теряли, схватили ведьму с поличным.

– А что с тем парнем?

– За то, что прибегнул к магии, он должен месяц отработать на городских стройках. Девушку вернули родителям, пока не придет в себя. Брак, наверно, церковь признает недействительным. Но это еще не все. В доме той старой ведьмы нам удалось схватить еще одну молодую ведьму. А девчонка – та еще штучка! Она как раз варила у этой Вивди колдовское зелье. Ей каких-нибудь пятнадцать-шестнадцать лет, и красивая такая – красивей я еще не видал. Теперь у нас неопровержимые доказательства их ведьмовства.

– Такая молодая – и уже ведьма? – пробормотал палач.

– Э, теперь такая молодежь пошла – палец в рот не клади. В наше время – хо-хо… Я и сам не одну под монастырь подвел. И что? Перебесились, да и каюк. А тут, ишь – зельем поят! Это вам наука – берегитесь.

– Куда мне… Разве что пес меня захочет приворожить.

– Свят-свят! Что вы такое говорите? Вы еще мужик молодой, у вас впереди будущее…

– У палача нет будущего… Так вы говорите, та девушка – ведьма. А кто же ее ведьмовству научил?

– Еще неизвестно. Должно быть, такая уродилась. Вам ведь известно, что ведьмы бывают ученые и врожденные?

– Как-то раньше об этом не думал.

Зиморович вынул из шкафа толстую книгу и раскрыл ее. Палач заглянул ему через плечо и прочитал на обложке «Maleus maleficarum, или же Ведьминский молот монахов-доминиканцев Генрика Инститориса и Якова Шпренгера, которую с латыни пересказал монастыря святого Онуфрия во Львове монах Гандрей года Господня 1578».

– Нет, это не то, – покачал головой Зиморович. – Преподобный Гандрей оставил нам еще один драгоценный труд, основанный на наших местных обычаях и законах, а мы все-таки патриоты, разве нет?

Зиморович положил книгу на место и вынул вторую, такого же формата.

– «Львовский молот для ведьм, колдунов, планетников, громодаров, звездочетов, обоясников, нетленных, непростых написал и рисунками украсил монастыря святого Онуфрия во Львове монах Гандрей года Господня 1589», – прочитал вслух Зиморович. – О, это то, что нам нужно. Свой к своему за своим. Та-ак… Ага, вот оно. «Ведьмы суть урожденные и ученые. Урожденные хвост имеют, которого не видно, потому как втягивают его в себя, но когда купаются, тогда-то хвост вылезает и полощется по воде. Урожденные не так страшны, как ученые, потому что та не виновата, что под такой планетой родилась, а те, сиречь ученые, уже сами пожелали сделаться колдуньями. Но и те и другие причиняют зло, и за это зло их должно наказывать. Каждый христианин обязан заботиться о том, чтобы выявить ведьму и уведомить магистрат города, а кто будет покрывать их, хоть бы это его мать была или сестра,