Альп.

– Так и есть. Еще до Суворова он совершил беспрецедентный переход через сии горы и так врезал по Италии, что едва не ощипал Римского орла, как мы – галльского петуха. Однако же, как утверждает древнеримский консул Тиберий Италик, все могло сложиться для римлян куда хуже, не окажись на пути великого полководца некоего весьма подозрительного сугроба, или не случись в этот момент в руках у Ганнибала дорожного посоха. Но сугроб встретился, и палка в руках оказалась. Эх, жаль, не попался драпающему из России Наполеону этакий сугроб! Глядишь, и до Ватерлоо бы дело не дошло…

…У Ганнибала в тот день из тридцати восьми тысяч пехотинцев до Италии осталось лишь двадцать, из восьми тысяч всадников – всего половина, а из тридцати семи боевых слонов, кто говорит, один, а кто – три. А теперь представь, чего бы добился Ганнибал с этаким войском. То-то же!

– Да что же там произошло-то?!

– А сам как думаешь?

Ответ смотрите на с. 182.

– Но следует отдать судьбе должное: такие подвохи она устраивает не часто. Обычно, имея голову на плечах и соответствующее в оной содержание, из всяких каверз можно вывернуться. Главное – не решать за планиду, что тебе, мол, конец настал. Тут, брат, делай свое дело наилучшим образом. И как говаривал рыцарь без страха и упрека Бертран Дюгесклен: «Поступай, как считаешь должным, и будь, что будет. И все равно, что скажут».

Причем неважно, о боевых действиях речь идет, или о чем ином. Не веришь? А вот послушай историю и сообрази, как бы ты поступил. Как известно, знаменитый Никола Буало почитается отцом современной поэзии. Его стихи и, главное, его прославленный свод законов – «Поэтическое искусство» – ныне почитаются любителями словесности не менее свято, нежели в церкви Новый Завет. Соблюдают его или нарушают, все едино соотносятся с ним. А ведь, по сути, не будь у Буало сообразительного и быстрого ума да острого языка, мог бы, пожалуй, и в Бастилии до скончания дней своих крысам правила стихосложения и изящный слог преподавать.

А дело вот как было…

…Однажды король Франции Людовик Четырнадцатый, желая блеснуть тонким вкусом и умением складывать рифмованные строки, продемонстрировал Никола Буало свой поэтический опус. Великий поэт, едва глянул на рифмованные упражнения августейшего Короля-Солнце, тут же сообразил, что дело может обернуться для него весьма нежелательным образом. Ибо государь, привыкший к тому, что каждый его чих объявляется проявлением гениальности, вовсе не обрадуется, услышав неприятную правду о попусту изведенных чернилах. Король смотрел на него и ждал. Сказаться внезапно заболевшим было невозможно, и хотя не всякий желудок мог выдержать такое напряжение, но отвлекаться от монарших строк, чтобы использовать по прямому назначению бумагу, на которой они были начертаны, тоже не слишком куртуазно. Следовало что-то сказать, и желательно так, чтобы следующую фразу мог услышать кто-нибудь, кроме тюремных надзирателей.

Вот и скажи мне, друг мой, что бы ты ответил болезненно самолюбивому монарху в такой непростой ситуации?

Ответ смотрите на с. 182.

– А правда ли о вас рассказывают, господин полковник, что вы в молодые годы за рубль муху кувалдой в поле загоняли? – с замиранием сердца спросил корнет Синичкин.

– Гнусная ложь, друг мой! – сдвинул густые брови Ржевский. – Кто же на такое пойдет?! Чтоб так вот кувалдой – и за рубль… Ясное дело – за червонец! И ведь какая верткая тварь попалась, насилу загнал.

– Нешто такое возможно?!

Корнет остановил коня. Конная прогулка по угодьям, принадлежащим славному ветерану, перемежалась с лихими гусарскими песнями, которые воспроизвести здесь нет никакой возможности в связи с их лихостью и гусарскостью. Ухоженная лесная тропинка, по которой они скакали, вывела на опушку, за которой простирался широкий луг, видимо, и навеявший юному офицеру этот вопрос.

– Сам-то как думаешь? – ухмыльнулся полковник. И вдруг, рассмеявшись, хлопнул Платона по плечу. – Ладно, не морщи лоб, шучу, конечно. А ты зачем бессмыслицу спрашиваешь, когда сам все понимаешь?

– Так ведь дыма без огня не бывает! У вас так уж точно.

– Да уж, и дыма, и пламени в жизни моей хватало. Не зря ж цвета их в ленте ордена Святого Георгия запечатлены. Того самого, который уж сколько лет ношу, не снимая.

С мухой и кувалдой, понятное дело, небывальщина. Но с червонцем и впрямь как-то случилась у меня забавная история. Вскоре после того, как супостаты вошли в Москву, поспорили мы на оный червонец с моим другом Денисом Давыдовым, что я в древнюю нашу столицу проберусь да с кем-нибудь из старших командиров французских за одним столом отобедаю!

Ржевский подкрутил ус.