детали о количестве предполагаемых войсковых соединений в операциях да сроки осуществления плана отличают его от директивы № 12. Но ни этот план, ни директива не были практически осуществимы. Никакого четкого плана не получилось, и три дня командования Вейгана пропали зря.

Какова же была реальная обстановка, сложившаяся на 22 мая? Рискуя даже допустить некоторые повторения, мы все же считаем полезным вновь перечислить некоторые факты. Бельгийская армия, измотанная в боях, испытывающая острый недостаток боеприпасов, оборонялась на фронте более 100 километров и была уже неспособна отступать далее рубежа реки Лис. Английские экспедиционные силы выдерживали все более мощные удары пехоты противника на всем восточном участке фронта. В то же время Горт стремился создать западнее совершенно новый фронт огромной протяженности, направленный против левого клина немецких бронетанковых сил. 1-я французская армия с катастрофической быстротой теряла средства снабжения, боеприпасы. Моральный дух войск падал. Немецкие танковые дивизии, не оголяя своего фланга, повернули на север на всем протяжении от Валансьена до побережья.

Отвод восьми дивизий с фронта в этот момент настолько ослабил бы оборону, что фельдмаршал Бок смог бы действительно беспрепятственно выйти на побережье всей массой своей пехоты. Но, если бы каким-либо чудом и удалось сосредоточить в тех условиях восемь дивизий, этим дивизиям пришлось бы наносить удар без танков и с запасом боеприпасов максимум на три дня боя, имея перед собой немецкие войска силой в десять танковых и примерно в десять пехотных дивизий.

План Вейгана с военной точки зрения был настоящей бессмыслицей. Только развал всей системы французского руководства и бессилие французской военной мысли не позволили распознать это сразу же.

Признавал ли сам Вейган бессмысленность своего плана? Резкое недовольство, высказанное им 24 мая по поводу отвода французских войск из Арраса, казалось бы, говорит о срочных и отчаянных поисках оправдательных аргументов и виновных лиц. Причины сдачи Арраса войскам противника были рассмотрены ранее в этой книге. Нет необходимости повторять их вновь здесь. Необходимо только показать, что за обвинениями Вейгана, направленными вначале против Горта и затем против английского правительства, за ложным сообщением Черчиллю и Идену об освобождении французскими войсками городов Перонн, Альбер и Амьен скрывалась вопиющая нечестность этого человека.

В полдень 25 мая Вейган получил от старшего офицера штаба майора Фовеля доклад о состоянии армии Бланшара.

Фовель отбыл из штаба Бланшара для доклада Вейгану в полдень накануне. В его задачу входило доложить Вейгану о том, что «больше не оставалось ни малейшей надежды на возможность выполнить приказ Вейгана о проведении наступления войсками Бланшара. 1-я армия имела фактически в наличии только три боеспособные дивизии. Но и эти дивизии обеспечены артиллерийскими снарядами только на один день боя и одной суточной дачей продовольствия».

Произошли ли какие-либо события, способные изменить положение 1-й армии, за 12 часов, истекших со времени отвода войск из Арраса до момента убытия майора Фовеля на доклад Вейгану?

Произошло ли что-нибудь с этой армией, кроме того что она понесла чрезвычайно большие потери за три дня боев, прошедших после совещания в Ипре? На этом совещании Бийотт заявил Вейгану, что 1-я французская армия была едва в состоянии вести лишь оборонительные бои. Новый командующий 1-й армией сделал при этом подробный доклад о положении и возможностях своих войск. Вейган должен был знать обстановку, однако он доложил Рейно и Черчиллю, что 1-я армия сможет выделить пять дивизий из своего состава в счет восьми, требуемых по его плану. Если он не знал обстановки, ему следует сделать упрек в этом, как верховному главнокомандующему. Если же он знал обстановку, то его следует обвинить в отсутствии элементарной порядочности и честности.

Последний абзац записи беседы между Фовелем и Бланшаром гласит: «Генерал Вейган направил майора Фовеля к генералу Бланшару и телефонировал последнему, что в создавшейся трудной обстановке, в которой тот находился и о которой верховное командование хорошо знало, генерал Бланшар был единственным лицом, от которого зависело принятие дальнейших решений, и что честь французской армии находилась целиком в его руках».

Грубо говоря, генерал Вейган 25 мая уклонился от ответственности. После этого шага все решения Вейгана имели лишь косвенное значение для истории событий у Дюнкерка.

Вечером того же дня централизованное руководство французской армией прекратилось и управление войсками на театре перешло к командирам соединений. Решение Горта отказаться от нанесения удара на юг ликвидировало неопределенность положения. В полночь Бланшар с чувством заметного облегчения и удовлетворения согласился с решением Горта не проводить наступления, и на следующее утро он заявил Горту, что, по его мнению, в сложившейся обстановке необходимо отвести основные силы армии.

«Обсудив в течение часа положение, – писал Горт, – мы приняли совместный план отвода главных сил армии за реку Лис».

По возвращении Горта с указанной встречи с Бланшаром ему вручили первые телеграммы из Лондона, в которых содержались указания об эвакуации войск с континента. Управление войсками навсегда ускользнуло из рук Вейгана. В ходе кампании на севере, начиная с 19 мая до конца эвакуации, трудно найти какое-либо конкретное свидетельство деятельности Вейгана как верховного главнокомандующего. Невозможно также найти в этой кампании ни одного случая, когда отступление войск было приостановлено или хотя бы замедлено в результате активного вмешательства верховного главнокомандующего. Справедливость, однако, требует отметить, что Вейган получил в наследство армию, оказавшуюся в безвыходном положении. Вечером 19 мая, когда он принял на себя верховное командование, фронт на всем протяжении был взломан противником. К исходу того же дня Вейган, по-