Волкодав сказал что-то братьям Лихим, те ушли и вернулись с несколькими щитами. Один протянули кнесинке, другие раздали девушкам.
– Зачем?.. – спросила Елень Глуздовна. Случись драться, она им и пользоваться-то не умела. Волкодав ответил:
– Наверняка будут стрелять верхом, госпожа, через стену. Прикроешься.
Как будто услышав эти слова, со звездного неба почти отвесно упала тяжелая стрела и воткнулась прямо в кучу углей. Волкодав мгновенно схватил круглый щит и держал его над головой кнесинки, пока она неловко продевала руку в ремни. Щит был деревянный, обтянутый вощеной кожей и окованный по краю железом. Он показался кнесинке очень тяжелым, хотя на самом деле это было не так. Служанки, всхлипывая, скорчились на земле, прижимаясь к ней и к близнецам.
Волкодав опустился на корточки рядом с кнесинкой, протянул руку и выдернул из ее свиты стрелу, запутавшуюся в толстом сукне за правым плечом. Потом посмотрел на девушку и вдруг проговорил очень тихо и совершенно спокойно:
– Не плачь, госпожа. Не надо плакать. Все будет хорошо.
Кнесинка только тут обнаружила, что лицо ее сплошь залито не только потом, но и слезами.
– Я буду вон там, – сказал Волкодав и мотнул головой в сторону скальной стены. – Лихослав и Лихобор посидят с тобой, госпожа.
Кнесинка отчетливо поняла, что немедленно умрет, как только он уйдет и оставит ее. Она согласно кивнула и прошептала, как когда-то на торговой площади:
– Не погуби себя, Волкодав…
– Да, вот еще… – Он отстегнул от ремня и дал ей ножны с кинжалом, тем самым, что подарил ему благодарный Кетарн. Клинок более двух пядей длиной в девичьих руках сошел бы за небольшой меч. Правду сказать, Елень Глуздовна была с ним ловка не более, чем со щитом. Но ощущение витой рукояти в ладони сразу добавило уверенности, как обычно и бывает со всеми, кто непривычен к оружию. Волкодав, собственно, этого и хотел.
Некоторое время за стеной святилища царила подозрительная тишина…
– Они прикасаются к человеку, и человек сразу падает… – обреченным голосом выговорил рядом с венном какой-то молодой воин. – Только тронут – и все косточки тут же тают, как масло…
– Они, это кто? – спросил Волкодав, вытаскивая из налучи заранее снаряженный (завязанный, как выражалось его племя) лук и расстегивая берестяную крышку тула. Думал он в это время о том, куда бы мог запропаститься Мыш и не случилось ли чего со зверьком.
– Призраки… – наполовину стесняясь собственной боязни, пробормотал юноша. Волкодав не стал на него оглядываться: и так было ясно, что челюсть у бедняги прыгала. – Они там уже витязей, наверное, всех порешили… Одна надежа, святилище… Да ведь и Боги-то, поди, не наши, кто их разберет…
– Призраки! – фыркнул венн. – Кто видал, чтобы призраки стреляли из луков? И трещали кустами, когда по лесу бегут?..
А вот о том, почему не видно и не слышно Лучезаровой чади, определенно следовало поразмыслить.
– А еще, по-моему, призраки не ругаются, – смущенно произнес другой голос, и Волкодав узнал Белоголового. – Я всегда думал, они, наоборот… загнут как следует – и уйдут. Я слышал одного там, внизу… – Молодой ратник усмехнулся. – Как же он костерил какую-то дырявую лодку! Я и то четыре слова новых узнал…
Кругом сдержанно засмеялись.
– Да ты, брат, похоже, старинные языки превзошел, – хмыкая в усы, предположил подошедший Мал- Гона. – По-каковски хоть матерились?
Белоголовый ответил с безмерным удивлением:
– По-сольвеннски!..
Снизу, со стороны лагеря, внезапно послышались ликующие крики, далеко летевшие в тихой ночи. Волкодав прислушался и разобрал что-то вроде «Нашел, нашел!..». Пока он раздумывал, что бы это значило, крики сменились невнятным ропотом и стихли совсем.
Деревья начинались в сотне шагов от святилища, и под ними лежала тьма, почти непроницаемая для обычных человеческих глаз. Волкодав выбрался наружу сквозь щель между глыбами, прижался спиной к камню и напряг зрение, всматриваясь во мрак. Воины позади него перешептывались, нащупывали под кольчугами обереги. Кто-то осторожно спросил:
– Видишь что-нибудь, венн?
Волкодав не ответил, но левая рука, державшая лук, медленно поползла вверх. Он в самом деле различил движение возле большой сосны, обхватившей корнями гранитный уступ. Промазать на таком расстоянии он не боялся, но человек мог оказаться кем-нибудь из своих, и Волкодав медлил.
Потом прятавшийся немного подвинулся влево, и венн рассмотрел на его шлеме гребень в виде жесткой щетки от налобника до затылка. Точно такой рисовала на земле Эртан, рассказывая о шлеме времен Последней войны, хранившемся у нее дома. Волкодав на мгновение ощутил холодок в животе. Вот уж двести лет подобных шлемов не носила ни одна живая душа. Неужели все-таки была истина в россказнях о злых душах, кем-то потревоженных в глубине Кайеранских трясин?.. Еще он подумал о том, мог ли быть там, в лесу, добрый человек, зачем-то напяливший древний шлем, и решил, что не мог. Волкодав не любил стрелять без предупреждения и незнамо в кого, но, когда под деревьями мелькнули еще тени, – спустил тетиву. Стрела с широкой головкой ударила туда, где под шлемом смутно угадывалось лицо, и сразу стало ясно, что у дерева таился не бесплотный дух. Силища у доброго веннского лука была страшная: человека в шлеме подняло с колен и опрокинуло навзничь. Он покатился вниз по склону, с шумом ломая кусты. Его сотоварищи немедленно прижались к земле и взялись стрелять в ответ, но железные наконечники отскакивали от камня, никому не причиняя вреда. Ратники помоложе схватились было за луки – ответить. Волкодав слышал, как старшие воины придерживали малоопытных. Что толку наугад опустошать колчаны, если все равно не видно ни зги.
Он лег наземь, уберегаясь, и выпустил еще несколько стрел, стараясь бить только наверняка. Один из «призраков» так и остался стоять под деревом, пригвожденный к стволу: оперенное древко пробило ему шею. Другой завыл, корчась между мшистых камней. Длинный, ребристый, как гвоздь, бронебойный наконечник прошил звенья кольчуги у него на животе. Остальные поняли, что их видят, и с глухим рыком устремились вперед.
Маленькая крепость подпустила их поближе и огрызнулась стрелами. Большинство впотьмах прошло мимо цели, но иные попали. В отдушинах заваленных щелей стояли опытные стрелки, умевшие бить с завязанными глазами – на голос, на шорох шагов. Гибель нескольких человек не остановила нападавших. Они добрались до каменных стен и стали искать вход, а кое-кто наладился прямиком через стену. Началась беспощадная резня в темноте.
Когда дошло дело до рукопашной, первый подоспевший «призрак» мало не наступил на Волкодава, слившегося с темнотой у стены. Может быть, разбойник успел удивиться, когда неведомая сила вдруг подхватила его и повела вкруговую, заставила неуклюже пригнуться – и со всего разлету грянула головой в камень. Волкодав выдернул из ножен меч и схватился со следующим.
Вот так же, наверное, двести лет назад бились здесь последние воины древних племен, обложенные со всех сторон наемниками Гурцата Проклинаемого в шлемах со щетинистыми гребнями. А внутри стен укрывались малые дети, старики и жрецы, напрасно призывавшие Богов…
Волкодав снес голову своему противнику и подумал, что сражается еще и за них.
В щит, который держала над головой кнесинка, воткнулось несколько стрел, и еще одна вошла в землю, проткнув край поневы. Потом, громко требуя лекаря, подбежал здоровенный сегван и принес на руках раненого. Иллад немедленно вылез из-под щита, раздул воткнутую в землю головню и занялся вспоротым бедром парня, ничуть не заботясь, что ему самому могла грозить смерть. Кнесинка посмотрела на халисунца, деловито затягивавшего жгут. Потом на раненого воина, который перехватил ее взгляд и попробовал ободряюще улыбнуться ей белыми как мука, перекошенными от боли губами.
