второй человек, и эти вновь подобранные держали в руках кто лук, кто самострел.
Волкодав все поглядывал наверх, на каменные карнизы и на обросшие мелким кустарничком вершины скал. Нет на свете неодолимых утесов. Человек залезет куда угодно, дай только время. Но то ли у разбойников времени не было, то ли не ожидали они, что преследуемые вздумают прорываться к Препоне… Волкодав так и не высмотрел затаившихся стрелков наверху.
Кони налетчиков, отягощенные двойной ношей, скакали медленно и тяжеловесно, но бегущих все-таки обгоняли. Намерения Жадобы – а Волкодав все крепче верил, что это был Жадоба, – сомнений не вызывали. Не дать уйти за Препону. Обложить, Преградить дорогу. И расстрелять на бегу.
Сольвенны, сегваны, вельхи хрипели и матерились на все лады, но бег так и не стал бегством. Наверное, потому, что рядом с воинами были те, кому приходилось еще тяжелей. Девушки выбились из сил, парни тащили их за руки, передавая друг другу. Потом начался довольно крутой подъем, и в задок повозки разом уперлись двадцать две ладони:
– Хеггов конец и волосатое брюхо, а ну!..
Оказавшись за Спящей Змеей, все они жадно уставились вдаль: Винитар!.. Не видно ли Винитара?.. Впереди было пусто. Зато в ноздри сразу ударил густой серный запах. Еще сотня шагов, и многие стали прикрывать рты рукавами и просто ладонями. Но как прикроешься, когда надо бежать! Тут уж хочешь не хочешь, дыши в полное горло.
Здесь всегда дул холодный ветер, стекавший с горных снежников и обледенелых скал на равнину. Он летел из-за Препоны, разнося облако смрада. Лес в этом месте отступал от скальной стены еще дальше, чем всюду. Видно, никакая жизнь не могла долго переносить дыхание пропасти без вреда для себя. Само ущелье напоминало каменную реку: какая-то сила, бушевавшая здесь в стародавние времена, вымела наружу россыпи чугунно-серых скал. С той стороны, что была обращена к горам, скалы покрывал слой желтого налета.
Волкодав почувствовал, как от удушливого зловония болезненно сжалось в груди, и подумал, что будет, если разбуженный запахом кашель скрутит его в три погибели прямо сейчас. До сих пор зловредная хворь ни с чем не считалась…
– Веди, бабушка! – крикнул он старой Хайгал. Мог бы и не кричать. Нянька твердой рукой направляла коня и повозку между каменными глыбами; найдись у них хоть сколько-то времени, они бы убедились, что другого проезжего пути здесь не было. Безропотный упряжной конь, привыкший послушно тянуть воз, куда приказывали люди, только отфыркивался. Более норовистые верховые лошади старшин стали беспокойно ржать и порывались вставать на дыбы. Умелые вельхи обмотали им морды тряпками, наспех откромсанными от одежд. Это помогло. Дунгорм и Хайгал сходились на том, что рано или поздно лошадей придется оставить. Однако пока никто не спешил отвязывать их от возка.
Трава тоже не хотела расти на ядовитом ветру. Под ногами хрустела бесплодная галька. То есть даже не галька, обточенная и выглаженная водой: из ущелья, перерубленного Препоной, не вытекало ни речки, ни ручейка. Первозданное крошево уязвляло ноги сквозь кожаные подошвы сапог. Если бы не камни, я бы бежала быстрее, думала кнесинка. Да, конечно, если бы не камни, я бы бежала сама. Все повторялось, как в ту ночь в Кайеранах. Только теперь ее, сменяясь тянули за руку Лихослав и Лихобор, а Волкодав держался позади. И так же, как в ту ночь, кто-то сильный и злой тщился ее погубить, а другие люди спасали. В тот раз погибли Варея и ее спутник. Кому предстояло теперь?.. Покамест пролили кровь только разбойники, сбитые меткими стрелами, но все понимали, что этим дело не кончится. Будущие мертвецы бежали рядом с живыми и точно так же сыпали руганью и грубыми шутками, подбадривая себя и друзей. Когда они устремились к Спящей Змее, кнесинке даже померещился косой взгляд, брошенный на нее и телохранителей: вот, мол, кому умирать уж никак не придется! Она подумала, что тот человек был прав, и невольно почувствовала себя сторонним наблюдателем, которого происходящее никоим образом не может коснуться. В семнадцать лет плохо верится в собственную близкую смерть. Кнесинка знала, что спасется. Вернее – ее спасут. А кто спасет остальных?
Но все эти мысли очень скоро поблекли и растворились в одной-единственной: НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ. БЕЖАТЬ. Когда хочется весь мир променять на мгновение отдыха, тут не до рассуждений. Особенно если понимаешь, что даже и краткой передышки не будет, ибо тогда-то уж точно – смерть неминуемая. НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ. БЕЖАТЬ. И ни в чем нет твоей воли, даже в том, которую погибель избрать: от надсады или от вражьей руки. И странно мешается это с глубинным, нутряным знанием: ВСЕ КОНЧИТСЯ ХОРОШО. Тут кнесинка смутно поняла, почему до последнего силится ползти умирающее животное, хоть и повисла со всех сторон хищная стая, и уже рвут куски плоти из боков. Потому что остановиться и не противясь дать себя разорвать – это слишком страшно даже тогда, когда застилает глаза смерть.
Но какая-то часть ее разума, еще не успевшая окончательно отупеть от непосильного бега, созерцала и насмехалась. Воительница!.. Возмечтала, курица, о соколином полете. Дружину, подобно матери, возглавлять!.. Вот оно, дура, дело-то воинское. Это тебе не на лавке лежа мечтать. Сейчас упади кто рядом, головы небось не повернешь. Какое там защищать, надо себя прочь уносить…
…Когда по сторонам выросли угрюмые серые скалы, кнесинке показалось, будто она их где-то уже видела. Но где – вспомнить не сумела, да не очень и пыталась.
Волкодав и другие опытные воины видели то, что проплыло мимо глаз замученной кнесинки: разбойники обогнали бегущих и уже ссаживали наземь стрелков. Напрасно велиморцы пытались им помешать. Стрелки покидали крупы коней и сразу исчезали среди валунов. Волкодав обреченно подумал о том, что была, наверное, какая-нибудь скала, с которой мостик через Препону просматривался, как на ладони. И на эту скалу они успеют влезть первыми. И ничего тут не поделаешь.
Проход впереди сузился, и Хайгал натянула вожжи:
– Тпру!
Дальше повозке не было ходу, придется бросить ее. Замечательную повозку, любовно спряженную из благословенного маронга лучшими галирадскими мастерами. Только тут кнесинка как следует ощутила, что происходило нечто непоправимое. То есть они, конечно, спасутся – в скалах или даже за Препоной, – но возка, который несколько последних седмиц служил ей домом, она скорее всего больше уже не увидит. А кони как же?.. Снежинка?.. У кнесинки опять ослабли колени…
Несколько воинов уже запрыгнули внутрь повозки: раненых торопливо передавали наружу и, серых от боли, увлекали дальше кого под руки, кого вовсе на руках. Эртан вылезла сама. Ее левый локоть был туго притянут к телу, чтобы неосторожное движение не потревожило рану. Еще в повозке воительница правой рукой и зубами распутала спасительные узлы, и на рубахе вновь проступило пятно. Эртан не обращала внимания. Геллама ждал ее по ту сторону темноты. Скоро она придет к нему. Но прежде перешагнет через один-два вражеских трупа.
Волкодав оглянулся назад, на еще видимый клочок равнины, ограниченный слева Спящей Змеей, а справа – безымянным черным утесом, слегка наклоненным наружу. Сказал бы ему кто в дни отъезда из Галирада, что однажды он станет ждать своего кровного врага, точно единственного спасителя!
Но у обеих скал было пусто. Кунс Винитар, сын кунса Винитария по прозвищу Людоед, не спешил им на помощь из-за черной скалы. И Лучезар Лугинич все равно что пропал за Спящей Змеей…
– А с чего она – Спящая? – пропыхтел рядом Аптахар. – Тоже дряни нанюхалась?..
– Поспеши, госпожа, – сказал Волкодав, направляя кнесинку по узкой тропе, где уже скрылась половина рати и с ней раненые и служанки. Хайгал, еще хромавшая после Кайеран, держалась при хозяйке. Упрямая старуха тащила сумку, куда, побуждаемая предчувствием, загодя погрузила все самое, по ее мнению, необходимое. Запустив руку в сумку, она потянула наружу большой красный платок – священную фату, которой кнесинка должна была закрыть лицо перед встречей с нареченным. Нянька стала совать фату кнесинке:
– Завяжи рот, дитятко, нечего гадость глотать… Кнесинка хотела взять, но Волкодав не позволил:
– Спрячь! Увидят… красное…
Кашель, ударивший изнутри, заставил его замолчать, потом свалил на колени. Едкая вонь сделала свое дело. На какой-то миг в глазах почернело, потом он почувствовал, что его поднимают. Волкодав хотел вырваться, успев подумать, что оказался-таки никудышным телохранителем, и еще, сколько всего он не успел преподать братьям Лихим… Ничего: оказалось, самое главное он им все же внушил. Близнецы
