дороге. Угрюмцы не предъявляли обид. И в справедливости суда не сомневались. По крайней мере вслух. Но распростились с галирадцами и кнесинкой безо всякой приязни. Глазастые молодые воины даже рассмотрели, что где-то там стояло в плетеных корзинах нечто съестное и, судя по запаху, вкусное. Но до угощения, которым предполагалось отметить изгнание духа колдуньи, черед не дошел. Лесное племя скрылось в чащобе, растворилось в ней, как и не бывало его. Наверное, теперь долго не высунется, хоть сам Царь-Солнце мимо них проезжай.
– Не много и потеряли! – в один голос заявили Мал-Гона и Эртан, начинавшая помалу оживать. – Трясинные, тьфу!.. Что взять с них!
Остальным, не исключая и Волкодава, было неуютно. Так себя чувствуешь, когда, заглянув в малознакомый дом, застаешь безобразную свару. Вроде и ни при чем ты, а на душе гадко.
Решено было в этот день ехать допоздна: нападения харюков не очень-то опасались, просто… просто так было лучше, и все.
Юные ратники подходили с намерением похлопать Волкодава по плечу, но, оказавшись рядом, свое намерение оставляли («ты… да… это… здорово ты его!.. Ну ладно…»). Волкодав хмуро отмалчивался. Случись ему заново воевать с Итерскелом, он проделал бы все то же самое. Без колебаний. Женщина с мальчишкой остались живы. Это было хорошо. Больше ничего хорошего в случившемся он не находил. И вообще ему все это не нравилось.
– Ты будешь меня учить, когда станем жить в Велиморе? – спросила кнесинка Елень. Он ответил:
– Как пожелаешь, госпожа. Девушка опустила голову, задумалась.
– Ты не челядинец мне, Волкодав, – неожиданно сказала она. – Ты можешь остаться там при мне, а можешь уехать. Уедешь ведь, а?
Откуда было знать венну, каких усилий стоили ей эти слова. Но выговорила, и навалился такой беспросветный ужас, – а вот возьмут да окажутся сказанные слова правдой!.. – что кнесинка, точно спасаясь, ухватилась за руку Волкодава. И только потом смекнула торопливо нагнуться, поправляя якобы сбившийся сапожок.
Телохранитель ответил спокойно и просто:
– Как будет для тебя лучше, так и сделаем, госпожа. Девушка заставила себя убрать руку и решила переменить разговор:
– А вот скажи, тебя можно вообще победить? Или что?
Волкодав улыбнулся. Совсем иначе, чем на поляне. Близнецы жадно слушали, держась позади. Когда- нибудь и они будут драться не хуже наставника.
– Еще как можно, госпожа, – сказал Волкодав.
Он долго путешествовал вместе с Кан-Кендарат, Жрица Богини Милосердия и в мыслях не держала требовать платы с тех, кому помогала, но подаркам не было переводу. И все бы путем, но жить нахлебником Волкодав отказывался. Он считал себя мужчиной, обязанным кормить и спутницу, и себя. Когда они где- нибудь останавливались, он из кожи лез, стараясь наняться хоть вышибалой в корчму. А даже в самом грязном придорожном саккаремском кабаке это можно было сделать не иначе, как только выкинув вон уже нанятого молодца. Ох и приползал же он чуть не на четвереньках к Матери Кендарат. «Как это он меня? Объясни…»
– И этот… Итерскел… он тоже мог? – заново содрогаясь, спросила кнесинка Елень.
– Нет, госпожа. Этот не мог.
– Я сейчас был у своих и по дороге слушал, о чем говорят люди, – вмешался Дунгорм, шагавший у бортика повозки. – Половина войска клянется, что разделалась бы с тем юношей так же легко. Разве что, мол, не мотали бы его взад-вперед, а уложили сразу.
– Ха! – по-кошачьи фыркнула со своего сиденья бабка Хайгал, правившая конем. – Как говорит мой народ, когда орел уже унес козленка, всякий скажет тебе, что мог его подстрелить.
Дунгорм с интересом поднял на нее глаза, что-то соображая.
Волкодав промолчал, и кнесинка воспользовалась его молчанием, чтобы снова тронуть телохранителя за руку:
– Это так? Что скажешь?
Волкодав покачал головой и ответил без особой охоты, но честно:
– За велиморцев не поручусь, но в твоем войске, государыня, он изуродовал бы почти любого. Кроме пяти-шести дружинных и твоего родственника, Лучезара Лугинича. Он был настолько же сильнее меня, насколько я сам – сильней женщины.
– Но-но, не очень там, – раздался из повозки недовольный голос Эртан. – Женщины есть всякие, венн! Погоди, встану на ноги, сам убедишься.
Он хмыкнул в ответ:
– Раздумала помирать…
– Ты же руку ему сломал., – напомнила кнесинка. Волкодав пожал плечами.
– Сломал. Я стоял за доброе дело, госпожа.
Кнесинка помолчала некоторое время, потом заметила:
– Боги редко помогают тому, кто сам ничего не умеет.
Нянька снова встряла в беседу:
– Бывает, Они направляют умельца на выручку неумехам.
Спасенная знахарка спала в уголке повозки, между ранеными, свернувшись комочком и чуть не с головой укрывшись овчиной. Когда кончился Божий Суд и Волкодав подошел вывести ее из круга, она не смогла подняться с колен – венн унес ее на руках. Она что-то быстро и бессвязно говорила по-вельхски и по-саккаремски, целовала руки кнесинке и Илладу, пыталась целовать Волкодаву. Когда ее накормили, дали одеяло и велели забираться в повозку, она скрючилась в уголке и немедленно уснула. Глухим сном доведенной до края души. Мальчишка изо всех сил старался быть взрослым. Он шел у колеса, посматривая на лошадей. Когда он протянул руку к морде Серка, жеребец сразу признал в нем уверенного лошадника и головы не отдернул. Паренек потерся щекой о теплую щеку коня – повадка всадника из Вечной Степи – и впервые за целый день– улыбнулся.
– Позволь спросить тебя, добрая прислужница, – обратился Дунгорм к старой Хайгал. – Когда государь Глузд Несмеянович только-только распростился с моим господином и покидал пределы Ограждающих гор – у вас в Галираде их называют Замковыми, – из потаенной долины вышел поклониться государю некий народ. Там были мужчины и женщины, и женщины одевались в точности как ты. Не состоишь ли ты, часом, в родстве с этими горцами?
– Ха! – вновь воскликнула нянька, на сей раз самодовольно. А кнесинка пошарила рукой на груди и вытащила наружу плоский кожаный мешочек на потрепанном ремешке. – Это и был мой народ, знатный посланник, – продолжала старуха. – Я родилась там, в благословенных горах, за Препоной. Только орлы и симураны вьют там свои гнезда. И мы, ичендары!
Волкодав не первый день жил на свете и знал, что всякий кулик склонен прославлять родное болото. Но как можно хвалить горы, этого он искренне не понимал. Не далее как завтра должны были проглянуть в небесах заснеженные вершины, которые его племя называло Железными. Никакой радости венну это не внушало.
– Вот так, благородный Дунгорм, – с некоторым даже задором говорила между тем кнесинка, подкидывая на ладони мешочек. – Совсем рядом с вами живет народ, который меня рад будет принять. Ты ведь покажешь мне, нянюшка, Объятие Горы?
– Покажу! – уверенно пообещала Хайгал.
– Я не счел возможным расспрашивать, как вышло, что нелюдимые горцы кланяются государю, – осторожно проговорил велиморец. Пусть никто здесь не обижается на мои слова…
Любишь меня, подумал Волкодав, люби и мою служанку.
– …но мы привыкли считать ичендаров не слишком дружественным народом. Быть может, вы мне…
– Расскажи, нянюшка! – засмеялась кнесинка. Историю Хайгал, кроме посланника, не знала, кажется, одна Эртан да отбитый у роннанов мальчишка. Но отчего не скрасить дорогу?
