прижимаю спиной. Замечаю в ее глазах страх. Она старается подавить его, чтобы я не заметил, но чувство уже обретает запах.

– У меня к тебе всего два вопроса. И я хочу, чтобы ты ответила честно, – говорю я и пальцы ложатся ей на горло. – Ты ведь знаешь, кто я. Одно неловкое движение – и ты труп. Итак, что тебя связывает с Амаликом? Или же господином Вагнером, как тебе больше нравится?

Ада хрипло смеется, изображая презрение. Хочет ударить меня коленом, но я вовремя улавливаю ее намеренье и за мгновение до этого поднимаю ее над полом.

– Ты конченый псих… – бормочет она, пытаясь ударить меня ногой. Пальцы сжимаются сильнее. Здесь главное не слишком увлечься. А то помрет раньше времени.

– Все верно. И я убью тебя, если ты не ответишь, – спокойно говорю я. Ада уже не может дышать, но я жду, пока она кивнет мне. Подаст знак, что готова говорить. И я его дожидаюсь. Разжимаю пальцы, учительница судорожно кашляет, трет шею. По щекам текут слезы. Понимает глаза и с ненавистью смотрит на меня. – Я так вижу, ты не спешишь с откровениями. Мне повторить?

– У Вагнера мои дети, – шмыгая носом, шепчет Ада. – Он похитил их три года назад для какого-то обряда с Айлин. Я с ним из-за них. Знал бы ты, как я ненавижу эту тварь!

– Он приказал тебе сблизиться с Айлин? – спрашиваю я, вспоминая слова Елены про жертвоприношение. Ада кивает. – И травить ее?

– Нет, контролировать уровень агрессии вокруг нее, – отвечает Ада. – Чтобы эта сучка случайно не сдохла раньше назначенного ей времени… Он и пса к ней своего приставил, Саида. Чтобы тот следил за мной. Вдруг я решусь на опрометчивый поступок?

Учительница несколько раз всхлипывает и начинает истерически смеяться.

– И, тем не менее, ты пыталась ее убить. Рудольф не погрозил тебе пальчиком за это?

– Он ни о чем не узнал, – просто отвечает Ада. – Ты ведь понимаешь, что я готова на все, чтобы освободить своих детей из лап этого чудовища? На все! Они – все, что у меня есть. Впрочем, тебе это вряд ли понять…

– У меня есть сын, – отвечаю я. Иду на кухню, нахожу в шкафчике бутылку вина. Открываю ее и возвращаюсь к Аде. Протягиваю ей спиртное. Она вяло делает несколько глотков. Безучастно смотрит на меня. – Ты настроила Елену на то, что она должна убить свою внучку?

– Нет, – удивленно вскидывает брови Ада. – Да мне бы и в голову не пришло такое предложить родной бабке! А еще я бы никогда не стала пользоваться чужими руками, чтобы убить!

– Какая хорошая девочка, – не удерживаюсь от сарказма я. – Отношение Елены к Айлин всегда было одинаковым? Или в какой-то период оно поменялось?

– Ну… – Ада долго собирается с мыслями. – Она никогда ее не любила. Относилась к ней, как к чему-то раздражающему, лишнему. Но ты ведь знаешь, почему, не так ли? Но все совсем плохо стало полгода назад, после ее поездки в Париж. Вот тогда она стала срываться на Айлин по поводу и без.

– Что Елена делала в Париже? – задумчиво произношу я.

– Спроси что полегче, а? – ворчит Ада. – Я и так делюсь с тобой тем, чем не должна.

– Ты из рода охотников? – спрашиваю я, отпивая из бутылки.

– Такой умный, такой догадливый, что аж переспать с тобой хочется, – язвительно говорит Ада. – Да, во мне есть сила, чтобы убивать мистических существ. Таких, как ты, например. Или Амалик. Но мои дети еще сильнее меня, именно поэтому они так нужны Вагнеру. Во время обряда он заберет себе их силу, чтобы подчинить себе всех, кто так или иначе связан с охотой и может помешать ему в дальнейшем.

У меня не хватает мужества озвучить свое подозрение, что, скорее всего, Рудольф заберет у них не силу, а жизни. Ада достает телефон и показывает мне фотографию, на которой запечатлены белокурые мальчик и девочка лет пяти. Судя по возрасту, они близнецы.

– Похожи на тебя, – замечаю я.

– Сейчас им уже восемь, – с тоской говорит Ада. – Я столько всего пропустила в их жизнях… Никогда не наверстать.

Мне хочется сказать ей что-то одобряющее, пообещать, что все будет хорошо. Но я не знаю, как такое может быть возможно, и не хочу ей врать. Мы допиваем бутылку вина и прощаемся. Я знаю, что она, скорее всего, попытается еще раз убить Айлин, но теперь, понимая причину, у меня нет ненависти к ней. Чтобы вернуть своего сына, я бы тоже не остановился ни перед чем.

Охотиться, чтобы забыться. Давно я этого не делал. Азарт заставляет мозг выключиться и следовать только своим инстинктам. Голода нет, с каждой жертвы не больше одного глотка, но какой драйв от преследования и слежки! Свернув в очередную темную подворотню, сталкиваюсь там с Америго. Он пьет кровь из шеи какого-то тщедушного паренька. Услышав шаги, отрывается от его артерии и бросает на меня свирепый взгляд. У меня нет желания нарушать его трапезу. Питание – это интимный процесс. Собираюсь развернуться и уйти.