– Ну, зорить-то не надо, – возразил государь, – пригодится еще! Нам бы токмо под свою руку взять да, как в железы, всю данями опутать, рабов у нее поотымать и полонян наших всех отбить. Нам, Юрьюшка, силы-то беречь надобно, на Ахмата да на Казимира.

Стук в дверь прервал слова государя, вбежал дворецкий Данила Константинович.

– Государь, – воскликнул он, – гонцы и вестники от воеводы Костянтина Лександрыча, а следом за ними от князя Ухтомского!

– Зови ране от Беззубцева, сии важнее нам.

Вестником был расторопный боярский сын из Владимира, Кузьма Коновяз, сын Ивана Овчинника. После моленья пред иконами и здравицы он перво- наперво, по наущению воеводы Беззубцева, повествовал:

– Полон большой христиан у поганых отбили, к Новугороду Нижнему с собой привели: московских, рязанских и даже литовцев православных, вяцких, устюжан, пермяков и прочих. Все за то Москву славят.

Государь усмехнулся и взглянул на брата. Тот был, видимо, тоже доволен.

Потом рассказал Кузьма Коновяз о встрече со вдовой Касима.

– Изолгала нас царица-то, – молвил он, – будто у тя, государь, добро во всем с царем Ибрагимом казанским, с сыном ее. Уразумел тут воевода, пошто ты на Казань идти не велел. Но все сие ложь татарская была. Токмо волей Божьей да мужеством спаслись мы от воровства ее, когда рать судовая татарская и конная на нас напала нежданно-негаданно.

Иван Васильевич опять взглянул на брата и, увидев укор в глазах его, сказал с досадой:

– Яз почитал Ибрагима за разумного. Не мыслил никак, что сотворит он себе худшее, а не лучшее.

Долго потом расспрашивали оба брата вестников о всех боях и стычках с татарами как в конном строю, так и в судовой рати и в пешем бою. Отпуская же вестников воеводы Беззубцева, повелели дать им все для пития и прокормления и ждать приказа государева.

Затем были призваны вестники от князя Василия Ухтомского. Эти вести о мужестве русских воинов еще более усладили сердце государя, но и более опечалили потерями в той битве славной. Государь дал устюжанам жалованье разное и золотую деньгу, сказав:

– Ежели что будет надобно, бейте челом мне, государю вашему.

Когда же братья остались одни, то, обсудив все с пристрастием и великим тщанием, решили слать немедля на Казань новую судовую рать.

Во главе нового похода этого поставил великий князь братьев своих – Юрия Васильевича и Андрея большого да князя верейского Василия Михайловича.

Юрий же Васильевич, как главный воевода, брал с собой воевод, которых ценил наиболее: князя Ивана Юрьевича Патрикеева, князя Данилу Димитриевича Холмского и князя Федора Давыдовича Пестрого.

Эта рать шла к Казани много скорее, чем первые две. Все пути уж были разведаны, а нижегородская рать воеводы Беззубцева и все повадки казанских татар на деле проверила и в речных и в сухопутных боях, да и устюжане тут были, а главное – дух был иной. Много значило, что во главе войска были братья государевы, особенно князь Юрий Васильевич – гроза татар, как его уж все звали, да и воевод знаменитых много было.

Князь Юрий, согласно воле великого князя, в первую очередь нарядил гоньбу вестников таким образом, чтобы государь всякий день получал вести с казанского ратного поля.

Видеть мог государь по этим донесениям, будто с горы высокой, весь поход. Видел он, как князь Юрий, наступая день за днем на Казань, отрезал от нее по пути к ногайским татарам, то пути к подручным князькам из язычников. Сами же рати московские, конные и судовые, словно грозные тучи, наползали со всех сторон на Казань неуклонно, гоня пред собой отряды татарские.

– Возьмет он Казань-то, – говорил Иван Васильевич дьяку Курицыну, – походка у него твердая, а головушка ясная. Многочисленная конная рать шла сухим путем. Князь Данила Холмский вел Передовой полк, а с Большим полком ехал сам князь Юрий Васильевич. Князь Андрей Васильевич с судовой ратью плыл по Волге-реке.

К сентябрю уж близилось время, и в Москве с нетерпением ждали, когда Казань окружена будет.

– Юрьюшка-то знает, – говорил матери тайно Иван Васильевич, – как воду отнять у поганых. Токмо бы осадить град их крепко. Пока же гонит Юрьюшка татарские полки к Казани, Андреюшка уж немало лодок у поганых отбил, и от него тоже казанцы бегут…

Сентября первого, на Семена-летопроводца, когда осталась от лета только одна рябина-ягода, да и та горькая, подошли московские конные и судовые рати к Казани. Встретили их на суше полки татарские, выйдя из стен крепости. Со стен же пищали немецкие били, когда русские полки на татар пошли. Первым вышел в бой князь Данила Холмский с Передовым полком, стал стеной перед Казанью, а татарские конники с визгом и воплем бросились на него со всех сторон, но, как об стену ударясь, отскочили прочь, а следом за ними погнал весь полк ровным строем, но перед пешими полками казанскими разделился надвое и врубился в пехоту с правого и левого крыла, а в лоб пехоте татарской конники Большого полка ударили, а за конниками шла пехота московская, вся судовая рать. Гремели пищали со стен Казани, но толку для татар от этого не было. Русские же пешие воины, за спиной своих конников, бежали в обход татар, чтобы обойти их и к воротам если не ранее их, то в одно время поспеть и в град казанский вместе с ними вбежать.

Увидели это со стен воеводы казанские, дали знак – затрубили трубы отбой, и татары в страхе, спеша и давя друг друга, назад кинулись к воротам. Гнали их полки московские, кололи копьями, и саблями секли, и многих побили прежде, чем в град татары вбежали, и ворота за собой затворили да