взаимно.

– Так не может быть доле, – говорил Иван Васильевич. – Губим зря православных. Надо обмыслить все и так ударить, дабы сразу пришибить Ибрагима.

Великий князь торопился покончить дела с посольством папы и уже обдумывал новый, дополнительный поход на Казань. Он спешно вызвал из-под Казани к себе брата князя Юрия Васильевича на думу о войне, а заодно и на семейный совет, который назначен был им на десятое марта, в субботу на второй неделе Великого поста.

Князь Юрий прибыл вовремя. Он сам спешил к брату, ибо многим недоволен был в ведении войны с татарами. Пуще всего не по нраву были ему разнобой и случайность действий воевод, не было в войске единого воинского управления. Братья часами беседовали с глазу на глаз, а Юрий даже чертил на бумаге, как и где ратные силы размещать.

Семейный совет отвлек их от военных совещаний. Утром десятого марта, после завтрака, собрались в трапезной государыни Марьи Ярославны сыновья ее с государем во главе, князья Патрикеевы, князья Ряполовские, бояре Плещеевы и другие представители от знатных родов. Ждали митрополита, и когда тот подъехал к красному крыльцу княжих хором, его встретил там князь Юрий Васильевич с боярами, а при входе в переднюю – сам государь и старая государыня.

Пройдя в трапезную Марьи Ярославны и прослушав краткую молитву, произнесенную митрополитом, государь и государыня сели за стол в красном углу, возле митрополита, а все прочие по старшинству сели вокруг них.

Длинный стол накрыт был шитой белой скатертью, а на нем по случаю поста Великого стояли сулеи только с медом пресным и жбаны с квасом житным без хмеля, а меж них на блюдах лежали ломти хлеба ситного, репа пареная, грузди соленые, капуста квашеная, яблоки моченые с брусникой и прочая зеляньица из разных овощей.

Владыка, прочитав молитву, благословил трапезу, и когда все закусили и стали пить квас и мед, великий князь молвил:

– Отче, государыня, и братья мои, и все князи, и бояре мои! Яз молю вас думу со мной подумать о грамоте кардинала рымского Виссариона. Оный, как всем уже ведомо, за меня царевну грецкую сватает, родную племянницу последнего царя грецкого Костянтина. Надобно ныне ответ дать и Виссариону и папе римскому, ибо без воли папы не может в сих делах один кардинал решать.

Иван Васильевич помолчал и вопросил митрополита Филиппа:

– Отче и учителю мой! Первое слово твое, ибо дело тут не токмо в пользе государства Московского, а и в пользе и вреде для веры православной.

Владыка Филипп, подумав малое время, заговорил ясно и отчетливо:

– Государь мой и сыне духовный! Аз, грешный, мыслю, Сам Господь посылает тобе столь знаменитую невесту, отрасль царственного древа, которого сень покоила некогда все христианство православное, когда оно неразделимо еще было папскими ересями с Рымом. Сей благословенный союз с племянницей царя Константина будет подобен союзу святого Володимера киевского с грецкой царевной Анной.

Митрополит поднялся со скамьи и, перекрестившись широким крестом, торжественно провозгласил:

– Ниспосли, Господи, сему делу успех, да будет Москва новым Константиноградом, сиречь Третьим Рымом, дабы оплотом стать всему христианству православному.

Старая государыня прослезилась и молвила громко, крестясь:

– Дай, Господи, дай сие народу моему православному.

Говорили потом князья Патрикеевы, и князья Ряполовские, и брат государя, князь Юрий Васильевич, и Плещеевы, и прочие бояре. И говорили все в согласии с митрополитом, добавляя только об осторожности, не попасть чтобы в сети латынян. Говорили о согласии всех удельных князей и бояр, дабы в содружестве крепком общими силами скинуть иго татарское…

Когда все сказали, что думали, великий князь только поблагодарил присутствовавших за советы, но своих мнений не высказал. Отпуская же всех, добавил:

– Руководствуясь наставлениями вашими, так все содею, дабы не впасть в сети латыньства, а добыть для Москвы токмо выгоды.

Иван Васильевич встал и поклонился всем.

Марта двадцатого, после приема у великого князя в присутствии всего двора его, послы кардинала отбыли в Рим с грамотой о согласии государя на брак с царевной и с его подарками. С ними, по поручению государя московского, поехал Иван-денежник, которому приказано было повидать царевну и лик ее, на кипарисовой доске писанный, привезти.

С этого же дня Иван Васильевич, вызвав к себе воеводу Беззубцева, Константина Александровича, с ним и братом своим, князем Юрием, весь пост обдумывал поход на Казань, а воевода чертил на бумаге и отмечал, что надобно. К концу же марта был уже беспримерный поход на судах по всем рекам, ведущим к столице Казанского царства. Наибольшим воеводой назначен был Константин Александрович Беззубцев. Ему приказано было к Фоминой неделе, что приходилась в этот год в первые числа мая, заготовить ладьи и прочие суда для похода. Но и после этого не прекращались обсуждения и военные совещания у великого князя.

Все же, когда зазвонили, загудели кремлевские колокола в Светлое воскресение, не смог пересилить себя Иван Васильевич: с радостью и болью