наказание. За черную магию. Сказано ведь: воздастся каждому по делам. Вот и кайся теперь. Боренька, можно я к людям обращусь? Душа у меня болит, горит прямо!
Ведущий быстро сверился с часами и охотно согласился:
- Только недолго, у нас еще несколько участников, чьи истории совершенно необходимо рассказать.
- Быстро я, не боись, - потомственная ведунья тяжело поднялась с дивана. - Женщины! Сестры мои, не берите на себя греха, не творите черную магию, не обращайтесь к непроверенным людям. Вы же видите, - она ткнула пухлым пальцем в Марину, - что от этого бывает.
Камера взяла остолбеневшую девушку крупным планом.
- Спасибо, госпожа Любомира за такие важные слова. Марина, вы хотите что-то сказать?
Она моргнула, будто очнувшись от долгого сна, потом вскочила, закачалась на высоких каблуках.
- Это все неправда! Я ничего не делала! Я... Меня обманули. Я буду...
- Я понимаю вашу реакцию, Марина, - ведущий оборвал гневную тираду. - Но оно даже близко не сравнится с возмущением, которое чувствуют зрители.
Зал громко выразил свое возмущение.
- Однако, - Борис поднял руку, призывая к тишине, - мы всегда открываем истину, какой бы она ни была. Впереди у нас еще удивительные истории. Кто знает, чем закончатся они. Мы вернемся через несколько минут. Не переключайте!
- Чисто сработано, - Серафима откинулась на спинку дивана.
Аргит задумчиво почесывал за ухом довольно сопящего рядом Айна.
- Она сделала это потому что любовь?
- Любовь?!
От возмущенного фырканья борода Савелия покрылась мелкой взвесью молочных капель.
- Да какая тут может быть любовь у ехидны этой?
- А ты прям эксперт? - беззлобно подколола домового Серафима.
- Я, девка неразумная, жизнь прожил и людей перевидал разных. Савелий поставил на журнальный столик литровую чашку, разрисованную задорно галопирующими коровами, и, приняв профессорский вид, продолжил:
- Вот купец, Никанор Омельянович, жил я у него. Подворье богатое было, ладное, лошадушки все как на подбор: ноги точеные, гривы шелковые, глаза агатовые, - Савелий мечтательно причмокнул.
- А про любовь когда?
- Вот же ж торопыга. Женились они...
- Кони?!
- Тьху на тебя, охальница. Никанор Омельянович женились. А жених они завидный был: достаток, дом полная чаша, уважение в обчестве опять же. Невест ему предлагали чуть ли не дворянских кровей, а он, Никанор Омельянович, значится, по-своему решил. Авдотья Никитишна сирота была, попадья тамошняя ее у себя приветила, жить при церкви позволила. А уж пела девка, что твой соловей. Никанор Омельянович ее на клиросе и приметил. Но распутничать не стал, привел в дом полноправной хозяйкой. Так и прожили они душа в душу почти пятнадцать годков. А как захворала Авдотьюшка, так муж ни есть, ни пить не мог. Лучших дохторов столичных к ней возил, даже немца-эскулапа какого-то выписал.
- А что с ней случилось? - по привычке уточнила Серафима.
- Думается мне, рак это был, - уверенно кивнул Савелий. - Да только тогда и слов таких не знали. Сгорела Авдотья Никитишна тонкой свечечкой. А Никанор Омельянович так до смерти вдовым и проходил. Детей поднял, храм поставил преподобной мученицы Евдокии, портрет жены махонький у сердца держал. С ним и похоронили.
Савелий вздохнул, пожевал губами, огладил роскошную бороду и многозначительно закончил:
- Вот это любовь!
- Савели, - Аргит нарушил повисшую паузу, - я не понял много твои слова. Что значить "охальница"?
Домовой мгновенно повернулся к Серафиме.
- Я не смогу это объяснить, - она подняла обе руки, - хотите, звоните Игорю.
Глава 34
Ступня в туристическом ботинке сорок пятого размера бесцеремонно вклинилась между хромированными челюстями лифта. Влад Воронов ввалился в кабину, машинально ткнул в приветливо подсвеченную кнопку нужного этажа и только потом заметил два оценивающих, даже презрительных взгляда. Отшлифованная до неопределяемого возраста брюнетка недовольно скривила слишком пухлые губы, а мелкая собачка, прижатая к скрытому серебристым
