держаться от таких подальше. Такие девочки, из них не вырастает ничего хорошего. Там наверняка неблагополучная семья, родители пьют, ну, да, по ней же видно...
- Мама, - он взял ее за плечи и легонько встряхнул. - еще слово и интервью я дам прямо здесь.
Он пригвоздил ее к креслу чужим холодным взглядом.
- Мы больше не будем обсуждать Марину и нашу свадьбу. И я не хочу слышать от тебя ни одного слова в адрес Серафимы. Иначе эта история появится на центральных каналах. Ты, - упала тяжелая пауза, - меня, - и еще одна, - поняла?
Пытаясь совладать с волнением, Виолета Георгиевна по-рыбьи открывала и закрывала рот. И стоило Игорю прерваться, как она бросилась в решающую атаку.
- Игорь, как ты можешь? Я же твоя мать. Как ты можешь со мной так...
Слова перемежались всхлипами. Каждый следующий звучал громче и жалобнее предыдущего. Чтобы не потекла тушь, Виолета Георгиевна промокала уголки глаз кружевным платочком. Видя, как наступление разбивается о непоколебимые ряды обороны, женщина надрывно вздохнула и в изнеможении откинулась на спинку кресла. Это было ее самое сильное, самое действенное средство, но сегодня Игорь спокойно встал и нажал кнопку вызова медсестры.
- Твои приступы давно следовало увидеть врачам, мама, - сказал он почти ласково. - Не волнуйся, здесь отличные специалисты. Ты в надежных руках.
Прекрасный сказочный мир Виолеты Георгиевны столкнулся с уродливо-железобетонной реальностью. Игорю показалось, что он слышит едва различимый звон капитуляции.
Глава 32
Белый лепесток вальяжно планировал сквозь морозные декабрьские сумерки. Избежав столкновения с грязным взъерошенным голубем, ловко обогнув облупившийся козырек давно не ремонтированной крыши, одна из тысяч частичек гигантского цветка, увядающего высоко в облаках, нашла последний приют на неожиданно любопытной ладони.
Снег стал для Аргита открытием. Зима не оскверняла своим присутствием ни изумрудные просторы Каэр Сиди, ни утопающие в яблочном аромате земли Эмайн Аблах, где прошло его детство. Благословенная страна не знала ни холодных дождей, ни морозов. Мир Туата де Данан не умирал, чтобы возродиться с каждым новым годом. Трава всегда оставалась зеленой, а листья лишь в Самайн окрашивались алым и золотым. Сыновья и дочери богини Дану погибали от ран и никогда от старости. По меркам своего народа Аргит был юн, ведь на пирах у Боб Дирга собирались те, кто помнил прибытие на потерянную родину и первую битву при Маг Туиред. И все это принималось, как данность, пока с неба не начали падать белые лепестки, превращавшиеся в холодные капельки.
Снег. Зима. Новый Год. Время, которого, как оказалось, у людей совсем мало. Раньше это знание жило где-то глубоко. Аргит помнил рассказы своих гостей, но истории казались, скорее, выдумкой, ведь попадавшие в Каэр Сиди не старели. Жизнь здесь текла неспешно, давая племенам матери Дану достаточно времени для охоты, пиров, песен, состязаний и любви. Они никуда не торопились. Он никуда не торопился. Здесь все стало иначе. Если преодолеть завесу можно только в Самайн, у Аргита есть меньше года и целый мир, полный невероятных чудес.
Мир, где люди могут общаться друг с другом, даже находясь далеко, а ему приходилось преодолевать море, чтобы увидеть мать по-прежнему жившую в доме деда. Конечно, у народа Дану есть котел Дагды, способный накормить любое число пирующих, но даже он не дает разнообразия вкусов, которое можно найти в здешних ресторанах, закусочных, мегамаркетах и прочих удивительных местах. Люди научились подниматься в воздух в больших металлических птицах, видеть звезды близко, словно они отражение в идеальной глади озера, создавать удивительные машины и чарующую музыку, которой позавидовали бы лучшие арфисты племен.
А у Аргита есть всего лишь год на то, чтобы узнать все это. И тогда он вернется в Каэр Сиди, войдет в зал Боб Дирга, отдаст королю меч, одно из четырех великих сокровищ Туата де Данан, и при всех обвинит Руа сына Мидира в покушении на свою жизнь. А потом будет бой и пир, на котором все станут слушать рассказы Аргита сына Финтина о мире людей.
Он почти видел это. Огромный пиршественный чертог с резными колоннами, уставленные яствами столы, скамьи, заполненные нарядными мужчинами и женщинами. Взмывают вверх чаши, хмельной мед льется через край на руки, украшенные золотыми и серебряными браслетами, голоса сплетаются в приветственный гул. И тут свет вечного факела упал на волосы чернее воронова крыла.
Аргит моргнул, разбивая хрупкую иллюзию, и вновь очутился на ветшающем балконе обычной городской квартиры. Среди коробок от бытовой техники, тумбочки со старыми вещами, почти высохшего белья и потертого кресла с облупившимися деревянными ручками. На подоконнике стояла пепельница в форме дракона, за стеклом продолжали падать белые лепестки. Было слышно, как Айн играет с машинкой, катапультирующей принесенные корги мячики.
Серафима с утра отправилась в архив. После аттестации она проводила вне дома почти все дни, кроме выходных, возвращаясь, с какой-нибудь
