валиком из десятка тонких иголочек. А когда Аргит прикоснулся к гладким черным перьям вороньего патриарха, облюбовавшего внутреннюю сторону предплечья, она уже явно вздрогнула. Уловив это движение, мужчина разжал пальцы. А потом подхватил обе руки, свел их вместе и, слегка потянув на себя, спросил:

  - Как?

  Серафима моргнула, восстанавливая сбившееся дыхание.

  - Картинка, - сказала по-английски. - Татуировка.

  - Татуировка? - опустил голову, рассматривая рисунок.

  Волосы снежной лавиной упали на чернильный лес и Серафиме немедленно, до крапивного зуда в ладонях, захотелось их потрогать. Борясь с искушением, она сделала шаг к журнальному столику. Аргит, как приклеенный, пошел за ней. Подхватила шариковую ручку.

  - Смотреть, - сказала, привлекая внимание.

  И нарисовала на чистом участке кожи детскую ромашку.

  - Картинка, - повторила.

  Аргит забрал пластмассовую палочку, задумчиво покрутил в пальцах, и не успела Серафима моргнуть, как на её левом предплечье появилась хитрая завитушка.

  - Интересно, - пробормотала, рассматривая рисунок.

  Аргит в это время выводил что-то у себя на руке.

  - Има, - продемонстрировал очередного синего крокозябра.

  - Айвазовский, - закатила глаза, а затем, спохватившись, добавила. - Красиво.

  Кивнув, Аргит вернулся к мешку. Внимательно исследовал спортивный снаряд, потыкал пальцами. Серафима замерла, вспомнив о дырках на приборной панели. От первого удара многострадальная тушка из искусственной кожи покачнулась, от второго накренилась не хуже Пизанской башни, а от падения после третьего толчка болванчик удержала стена. Глядя на дергающийся неваляшкой мешок, Серафима со свистом втянула воздух. Уже первая попытка для многих могла стать смертельной.

  - Аргит, - подошла и отчетливо сказала. - Има - человек, Игорь - человек. Человек слабый. Так, - ткнула вполсилы, - больно. Так - очень очень больно. Так, - вложилась в удар, - не делать. Человек делать боль нельзя. Убивать нельзя. Закон.

  Он сделал к ней шаг и, показывая на прочерченную белыми прядями грудь, отчетливо произнес:

  - Ударь.

  Невозможно синие глаза смотрели серьезнее некуда. С таким же успехом она могла бы двинуть по несущей стене. Аргит нахмурился.

  - Еще. Бей. Сильно.

  Терминатором Серафима, конечно, не была, но на удар не жаловалась. Для продолжения эксперимента перебинтовала руки. Во время исследования памятного торса на крепость Аргит даже не дернулся, только нахмурился и в конце перехватил перетянутые эластичной тканью запястья.

  - Скажи. Когда. Больно.

  Пальцы начали сжиматься.

  - Нет. Нет. Нет. Да.

  Он пробормотал что-то на своем незнакомом языке.

  - Что? - потрясла кистью.

  Аргит смотрел, будто Серафима была котенком, или щенком, или детенышем панды.

  - Има, - нахмурился, подбирая слова, - нежная. Цветок.

  - Что?! - остолбенело выдохнула сильная независимая женщина.

  - Има - цветок, - и добавил совершенно непонятное название.

  Серафима хрюкнула, зажав рот ладонями, укутанными в боксерские бинты. Сделала несколько шагов назад и, упав на диван, расхохоталась в голос.