приходило в норму, но заниматься магией я в ближайшее время едва ли была способна. Поскальзываясь новыми туфлями на лестнице, я побежала к выходу из университета, где меня уже ждал Тео.
С этим молодым британцем меня связывали самые странные отношения из всех, что в моей жизни когда-либо случались. Официально мы с Тео, полное имя которого было Марк Теодор Тревельян, были помолвлены уже не первый год. Мы носили кольца, которые надели друг другу в вечер нашей помолвки, организованной Александром Владимировичем Вороничем, приходившимся дальним родственником нам обоим. Кольца создавали между нами связь, которая становилась крепче с каждым днём. Это не было чтением мыслей или возможностью меняться местами, но, если один из нас переживал какие-либо сильные эмоции, другой мог уловить это на расстоянии, почувствовать их и понять, что эти ощущения исходят от того, с кем он связан. Поначалу меня это пугало, но затем пришлось привыкнуть. К тому же, это случалось не слишком часто, – в последний раз так было, когда Тео лечили зуб и применили недостаточно сильное обезболивающее.
Мы жили в одном доме, проводили вместе немало времени и в глазах окружающих были парой, но по-настоящему женихом и невестой мы не являлись. Наша помолвка оставалась фиктивной, и об этом знали только мы двое. Даже Шейлу, мою лучшую подругу по лондонскому университету, мне, к сожалению, приходилось обманывать. Тео до сих пор не рассказал, что заставило его предложить мне эти условия, когда Воронич решил соединить нас насильно, по своему усмотрению. Тогда я согласилась, потому что у меня не было другого выхода. Мне нужно было уехать из того города, в котором я жила, а помолвка предоставила мне такую возможность.
Я родилась ведьмой, но выросла в самой обычной семье, незнакомой с порядками и традициями магического мира. Довольно долго я не знала правду о том, кем были мои родители, и немало часов посвятила размышлениям и фантазиям на эту тему. Реальность оказалась такой, какую я даже представить себе не могла. Выяснилось, что моя мать была ведьмой, а отец – инквизитором. Никто даже предположить не мог саму возможность появления подобной пары, а они просто полюбили друг друга и хотели быть вместе. К сожалению, им это не удалось. Иногда я пыталась представить себе, каково было бы расти с настоящими родителями.
После окончания школы я получила приглашение от Университета Магии, который находился в том же российском городе, где я жила. Постепенно мне понравилось быть его студенткой, и я начала привыкать к тому факту, что в будущем, по достижении двадцати одного года, я смогла бы применять магию не только на практических занятиях в университете. Но моя спокойная жизнь подошла к концу, когда на летних каникулах я стала свидетельницей убийства декана, а затем получила анонимное письмо с информацией о том, что кто-то меня видел. Я не могла рассмотреть лица убийцы, но слышала его голос, который показался мне знакомым. Однако лишь после начала занятий я узнала, что это оказался отец Инны, моей соседки по комнате в общежитии, – Карл Розенберг, один из самых влиятельных магов и богатых людей города, назначенный новым деканом университета.
Узнав в этом человеке того, кто безжалостно расправился с прежним деканом, я не сумела себя сдержать от ошеломления и страха. Моя магия вырвалась из-под контроля всего на несколько мгновений, но этого вполне хватило для того, чтобы всех вокруг перепугать и нарушить закон об использовании магии до двадцати одного года. Университету потребовался ремонт, а мною занялась Инквизиция. Неизвестно, к чему бы это привело, если бы не Дарий Княжевич, который взял мою вину на себя. Я не просила его об этом, – он сделал это сам, чтобы не подвергать меня опасности, которая могла угрожать мне, если бы инквизиторы узнали, что я дочь одного из них и ведьмы, осуждённой за применение запрещённой магии разума.
Дарий… За последние годы я передумала о нём столько, что, если бы я записывала эти мысли, они бы заняли не один пухлый том. Но я писала только его имя – безотчётно, на первых попавшихся под руку листочках, пользуясь тем, что никто из окружающих меня в Лондоне людей не мог читать по-русски. Я понимала, что никогда не смогу отблагодарить его за то, что он оказался в инквизиторской темнице по моей вине. Увы, я с самого начала приносила ему одни неприятности, и Княжевичу приходилось регулярно вытаскивать меня из злоключений.
Что нас связывало? Совместное преодоление опасностей, несколько летних недель, которые мы были вынуждены прожить, почти не расставаясь, одна проведённая вместе ночь. Я была желторотой студенткой, не имеющей ни специализации, ни права пользоваться своими способностями, ни знаний о том, что происходит в магическом сообществе. Что же касается Княжевича, то он был магом высшей ступени и работал в МН (Магическом Надзоре) – организации, представляющей собой своего рода магическую полицию. Разница в возрасте тоже говорила не в нашу пользу. Тогда мне было девятнадцать, Дарию тридцать два, а сейчас, выходит, тридцать четыре.
Дарий был рядом со мной, когда мне было страшно, грустно, одиноко. Когда казалось, что весь мир от меня отвернулся. Когда я не могла доверять никому, кроме него.
После того, как Княжевич оказался в темнице, меня нашли родственники моей матери, от которых она когда-то сбежала, чтобы быть с моим отцом. Но это ничуть не походило на счастливое воссоединение семьи. Если что во мне интересовало Александра Владимировича, главу этого семейного клана, так это мои способности к магии, обнаружившиеся, когда я не сумела сдержать себя в университете. Но, пока мне не исполнилось двадцати одного года, толку от меня в этом плане не было. К тому же, как выяснилось, в магическом мире царил махровый патриархат, и мало кто из ведьм мог выбрать себе мужа самостоятельно.
Когда Воронич торжественно объявил о моей помолвке с приехавшим из Англии магом перед залом, полным гостей, я поначалу решила, что это глупая шутка. Но, как оказалось, он принял это решение ещё тогда, когда я была маленькой. Мы с Тео даже встречались в детском лагере, где стали лучшими друзьями, и устроено это всё было по воле наших родственников.
