эффективным. Поэтому нельзя утверждать, что тибетское сопротивление виновно или ответственно за политику Китая.
— А как быть с ситуациями, даже самыми пустяковыми, в которых вообще нет и не может быть вашей вины, на которые вы никак не можете повлиять, например когда кто-то лжет вам? — спросил я.
— Конечно, мне неприятно, когда кто-то говорит мне неправду, но все равно я пытаюсь анализировать ситуацию. Я могу прийти к выводу, что человек лжет мне, пытаясь что-то скрыть, не из дурных побуждений. Возможно, мой собеседник просто считает, что не стоит доверять мне какую-то информацию. Поэтому когда я чувствую разочарование, я пытаюсь иначе взглянуть на ситуацию. Я думаю, что, возможно, человек не хочет полностью мне довериться, потому я не смогу сохранить секрет. По характеру я общительный и откровенный, поэтому может показаться, что я не умею хранить секреты. Моя прямолинейность не у всех вызывает доверие. Анализируя ситуацию таким образом, я усматриваю в ней и свой недочет.
Даже из уст Далай-ламы подобные слова звучали довольно странно — искать в себе причину бесчестного поведения других! Однако искренность, звучавшая в его голосе, не оставляла сомнений: Его Святейшество использовал такой прием, чтобы справляться с неприятностями. Применяя этот способ в собственной жизни, мы, конечно, не всегда сможем установить степень своей вины. Но и в случае неудачи наша искренняя
Вина
Наш мир полон несовершенства, а вместе с ним несовершенны и мы сами. Каждый из нас хотя бы раз в жизни ошибался. Каждый из нас порой испытывает сожаление о поступках, которые были совершены ранее, или о том, что необходимо было сделать. Способность признавать свои ошибки и чувство искреннего раскаяния могут указать нам верный жизненный путь, способствуют тому, чтобы мы исправляли ошибки, когда это возможно, и стремились не совершать их в будущем.
Но когда мы позволяем сожалениям превратиться в вину, когда мы в приступе самоуничижения и самобичевания вновь и вновь мысленно возвращаемся к совершенным проступкам, то раздутое чувство вины становится для нас неисчерпаемым источником страданий.
В одной из предыдущих бесед, рассказывая о смерти своего брата, Далай-лама упомянул о сожалении. Меня заинтересовало его отношение к чувству сожаления и вины, поэтому я решил вернуться к этому разговору.
— Когда мы говорили о смерти Лобсанга, вы упомянули о раскаянии. Были ли в вашей жизни еще случаи, когда вам приходилось испытывать глубокое сожаление?
— О, да. Ко мне часто наведывался один монах-отшельник старше меня по возрасту. Он приходил для того, чтобы получить от меня наставления, хотя я думаю, что он на самом деле был гораздо совершеннее меня и делал это просто для соблюдения формальностей. Как бы там ни было, однажды он пришел ко мне с просьбой помочь ему разобраться в одной сложной духовной практике. В ответ я неосторожно заметил ему, что практика довольно трудная и традиционно предназначается для людей помоложе. Вскоре я узнал, что монах покончил с собой, чтобы возродиться и освоить эту практику в более молодом возрасте.
Удивленный этой историей, я заметил:
— Какой ужас! Наверное, известие о его смерти было для вас тяжелым ударом?
Далай-лама с грустью кивнул.
— Как же вам удалось пережить чувство сожаления? Как вы избавились от него?
Далай-лама помолчал несколько мгновений, прежде чем ответить.
— Я не избавился от него, я все еще переживаю.
Он снова остановился, а затем продолжил:
— И хотя я до сих пор испытываю сожаление, оно не угнетает меня. Никому бы не было пользы, если бы я позволил этому чувству овладеть мной, стать бессмысленным источником депрессии и разочарования, мешающим мне жить полной жизнью.
Когда он произнес это, меня до глубины души потрясла мысль о том, что человек может столкнуться с трагедией, внутренне переживать, сожалеть о ней, но не впадать в состояние виновности или презрения к самому себе. Мне была удивительна сама мысль о возможности полного принятия себя со всеми слабостями и заблуждениями. Кроме того, меня поразила возможность осознавать всю тяжесть сложившейся ситуации и реагировать на нее, но не слишком остро. Далай-лама сожалел по поводу истории с монахом, но держался с достоинством.