– Хорошо, – согласилась я и замялась, не зная, куда деть букет. Не придумала ничего получше и насильно впихнула злобному плотнику: – Подержи.
Фред галантно помог мне надеть пальто, мягко покрыл им плечи. Я застегнула пуговицы и объявила:
– Я готова!
– Притормозите, господа! – призвал Этан, подняв руку.
Мы с удивлением оглянулись. У подножья лестницы на одной длинной ноге стояла рогатая деревянная вешалка, куда мы цепляли потерянные покупателями шарфы и оставленные у прилавка зонты. Небрежно зажав букет под мышкой, сосед схватил с крючка зеленый шарф, мягко говоря, слабо сочетавшийся с красным платьем, и, подойдя, принялся с самым серьезным видом наматывать мне на шею. Шарф был ужасно колючий, от него исходил слабый запах чужих духов.
– Что ты делаешь? – процедила я сквозь зубы, удивляясь, почему от злости не заикаюсь.
– Не хочу, чтобы ты простудилась, дорогая домовладелица, – улыбнулся он и кивнул в сторону Фреда: – Она у нас очень слабенькая.
– Никогда не болела! – Без преувеличений, от нервного тика у меня задергалось нижнее веко.
– Никогда не поздно начать. – Этан попытался нахлобучить мне на голову чужой капор из желтой шерсти.
Еле спасла тщательно уложенные локоны и прошипела, сдирая с шеи шарф:
– Выселю к мелким бесам, а Ирвина себе оставлю!
Пихнула размотанный шарф в руки «обеспокоенного соседа» и повернулась к Фреду, следившему за нашей возней, прямо сказать, несколько озадаченно.
– Пойдем?
Кавалер предложил мне локоть, и мы, наконец, добрались до двери, но даже не успели услышать прощальное треньканье колокольчика, как Этан прикрикнул вслед:
– Смотри не сломай каблуков. Не сверни шеи. И не возвращайся поздно!
Не понимаю, какой демон в него вселился, но от избиения букетом роз соседа спасло только расстояние и, как ни странно, присутствие Фреда. Оставалась надежда, что если кавалер не сбежал сразу после циркового номера взбесившегося соседушки с зеленым шарфом и желтым капором, то вечер не закончится полной катастрофой. Я была наивной и определенно недооценивала коварство жителей «Пряной штучки». Особенно некоторых их представителей.
Питерборо был действительно крошечным. При желании поездка на карете из одного конца в другой занимала не больше получаса, и я практически не пользовалась извозчиками, но туфли на каблуках не способствовали желанию прогуливаться по освещенным тусклыми фонарями улочкам. Мы шли, молча и медленно,
Еще не успели выйти на центральный проспект, а мне уже был ненавистен каждый ярд, пройденный в проклятущих туфлях. Да и ноги в тонких чулках начали заметно подмерзать, а от холода предательски потек нос. Но, держась за локоть красавчика Фреда, шмыгать или, тем паче, сморкаться было не очень-то женственно. Только я решила поинтересоваться, куда же мы плетемся с потрясающим воображение упорством голодных черепах, как ухажер прервал молчание:
– Я сейчас увидел, как ты спускаешься по лестнице, и понял, что напрасно заказал столик в трапезной постоялого двора.
– Постоялый двор? – со слабой улыбкой повторила я.
– Я решил, что там вкуснее всего кормят, но сейчас понимаю, что стоило с утра съездить в Вайтберри и заказать столик в ресторации.
– Еще не поздно для хороших дел, – пробормотала я себе под нос, готовая уехать хоть в Вайтберри, хоть в Кингсбург, лишь бы сидеть в экипаже, а не топать в туфлях, вдруг превратившихся в пыточные колодки.
Ума не приложу, почему раньше они казались такими удобными? И дело вовсе не в том, что я отвыкла от высоких каблуков. Наверное, во всем виноват холод, и туфли просто скукожились. Сапожник выглядел приличным человеком, а оказался сволочью. Говорил, мол, кожа особой выделки, ни один мороз не страшен. Он же не подозревал, что кто-нибудь решится проверить, каково осенним вечером цокать по щербатой брусчатке через весь Питерборо в сторону постоялого двора.
Наверное, печать мучительного наслаждения от неспешной прогулки и немногословной беседы на моем лице заставила Фреда изменить маршрут. Мы проигнорировали центральную улицу, пересекающую город насквозь, где обычно совершали вечерние променады парочки, и нырнули в проулок, чтобы срезать путь. Вышли к озаренному магическими огнями, словно новогоднее дерево, особняку.