солдатская шинель без пуговиц. Огромная лапища мужчины зажала худенькую ручонку с кошельком. Краснокожий тип, видимо пострадавший, потянулся через головы и кулаком ткнул мальчугана в лицо:

— У, стервец. Голову тебе оторвать мало! — Он снова замахнулся, но Михайлов успел перехватить его руку:

— Э-э, господин хороший, прибереги-то свою силенку на немца. Не то до смерти мальчонку зашибешь.

Краснокожий в толчее смог только повернуть голову:

— А ты что воров защищаешь? Они вон всю Росею разворовали, а ты их защищаешь! Ты, поди-ка, заодно с ним? Господа, этот пацан не один, с ним вот этот, что погоны офицерские сорвал, факт — дезертир! В полицию их обоих надо! Прикажите, пусть кондуктор возле участка остановит.

Михайлов сжал руку кричавшего железной хваткой:

— Ну ты, хлюст, прекрати орать! На ребенка руку подымаешь! Не такие Россию разворовали...

— В участок их! В участок! — Не получавший поддержки крик звучал уже менее уверенно.

Конечно, встреча с полицией в планы Михайлова и Алимова не входила. Алимов громко сказал:

— Заберите у мальчишки кошелек — и делу конец. Что с пацана-то возьмешь? Их таких сейчас тысячи. Голод кругом, а им есть тоже надо.

Кошелек тут же вернули владельцу, а мальчуган в слезах выскочил из вагона.

Михайлов снова повернулся к окну и с горечью подумал: «Россия, Россия! Вот твое лицо. Разруха, голод, слезы сирот и вдов. И когда же всему этому конец?»

Ему, профессиональному революционеру, было ясно, что конец самодержавия близок. Но все ли задачи разрешит революционный переворот? Вот хотя бы этот мальчонка... Как сложится его дальнейшая судьба? Неужели станет вором и будет мыкаться по этапам, по тюрьмам? Ведь новое общество должно защищать себя от преступников...

Вспомнилась последняя ссылка в небольшом поселке Манзурка Иркутской губернии. Длинные вечера он частенько коротал в беседах с Иосифом Гарбузом. Как-то зашел разговор о том, нужна ли будет новому социалистическому государству полиция. Гарбуз горячо доказывал: «Нет-нет, одно слово «полиция» будет дискредитировать саму идею защиты законности и правопорядка в государстве рабочих и крестьян. За этим словом — целая система органов надзора, принуждения, если хотите, подавления воли народных масс».

«Он, конечно, был прав, Гарбуз», — подумал Михайлов и с сожалением вспомнил, что Иосиф, может быть, и сейчас еще томится в ссылке. Это ему, Михайлову, повезло. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Его, ссыльного, арестовали за участие в кассе взаимопомощи. Как знать, решился ли бы он на побег, если б не этот арест. А так удалось бежать, когда их под конвоем гнали через тайгу и заперли на ночлег в каком-то бараке...

Из задумчивости Михайлова вывел негромкий голос Алимова:

— Нам пора. Соборная площадь.

Они вышли из вагона. Словно прощаясь с уходившим коротким зимним днем, из-за горизонта выглянуло солнце. Его лучи осветили башню и кресты костела, монастыря, стены здания ратуши. По площади сновали упряжки, торопились куда-то люди.

Алимов предложил:

— Михаил Александрович, давайте ваш чемодан, Спустимся по Монастырской, а там Нижний рынок.

— Ты что, Роман, думаешь, я тебе позволю показать свое физическое превосходство? — улыбаясь, Михайлов подхватил чемодан, который, чувствовалось, был нелегким, и сказал: — Пошли!

Узкая, зажатая угрюмыми каменными домами Монастырская улица круто уходила вниз к реке. Навстречу Михайлову и Алимову медленно подымалась в гору конка. Вместо обычных двух-трех лошадей в нее были впряжены пять. Вагон был пуст. Пассажиры, растянувшись длинной цепочкой по узкому тротуару, шли следом. Алимов пробубнил:

— Не понимаю, какой смысл гонять конку по этой улице. Из-за одной какой-то версты лошадей мучают, да и людей все равно пешком заставляют идти. Тоже мне транспорт!

— Не ворчи, Роман, — улыбнулся в усы Михайлов. — Скоро в Минске трамваи пойдут. Слыхал о таких?

— Да в Витебске вроде бы уже есть. А видеть не видал. И что ж это такое?

— Тоже вагоны, только без лошадей. Электрический ток их двигает...

Беседуя, они спустились к реке и перешли старый деревянный мост. По правую руку вдоль засыпанного снегом берега тянулись двухэтажные домики. Михайлов спросил:

— Далеко еще?

— Только перейти Александровскую и — в арку. Видите, напротив, чуть правее?

— Вижу.

— Идите вперед. За аркой первая дверь направо. Вас ждут. А я еще раз проверю, нет ли «хвоста».

Михайлов миновал арку и, не задерживаясь, вошел в первую же дверь по правой стороне. Очутился в тесном коридорчике. Потянул на себя