Михайлов было положил трубку, но тут же снова поднял ее.

— Где Алимов? — спросил у дежурного.

— Допрашивают с Шяштокасом в тюрьме бандитов.

— Когда появится в штабе, пусть зайдет ко мне. — После этого Михайлов позвонил жене: будут гости. И, спохватившись, добавил:

— Да... в начале августа я уезжаю.

— Куда?

— В Шую.

Гарбуз побывал у Антона Николаевича Яцкевича — того самого тюремного надзирателя, который еще прежде оказал милиции важные услуги, а в последнее время вернулся к службе в тюрьме уже не ради заработка, а по велению долга. Яцкевич не удивился приходу гостя: с некоторых пор они встречались часто.

— Антон Николаевич, к вам просьба. По нашим сведениям в ближайшие дни готовится побег из тюрьмы группы уголовников. Кто готовит — вам понятно. По всей вероятности, в тюрьму будет заслан человек, чтобы он подговорил арестованных бежать. Мы должны знать этого человека.

— Трудное дело, — задумчиво проговорил Яцкевич. — Он, конечно, поступит под видом арестованного, а как ты его отличишь?

— Скорее всего его привезут без суда. Дело спешное, не до формальностей. Это во-первых. А во-вторых, непременно захотят определить к уголовникам.

— Это уже кое-что, — повеселел Яцкевич. — Надо только не прозевать, если он поступит не в мою смену. Ну что ж, проверю по спискам. Словом, будет сделано.

— Спасибо, Антон Николаевич.

Гарбуз пожал Яцкевичу руку и распрощался. Теперь его путь лежал в район Нижнего рынка, где размещалась типография газеты. Там Михайлов назначил ему встречу.

Михаил Александрович выглядел усталым: красные от бессонницы глаза, бледное, осунувшееся лицо. Он держал в руках свежий, только что отпечатанный номер «Звезды».

— Вот наш первенец! Ради этого тебя и звал. Ну как?

Гарбуз взял пахнущую типографской краской газету и посмотрел на дату:

— Двадцать седьмое июля. Значит, завтра люди увидят нашу первую газету, первую звездочку. Ты все же успел! Поздравляю!

— Угу, — ответил Михайлов и потянулся за следующим оттиском. — Только бы успеть отпечатать весь тираж. Представляешь, как ее завтра будут читать. — Он прошел к небольшому окошку и выглянул на улицу. — Ого, вечереет. — Посмотрел на часы и начал куда-то собираться.

— Ты бы пошел отдохнул, а то, поди, сутки без сна.

— Да-да, пойду, но сначала я должен встретиться в городском комитете с Катуриной. Она сегодня уезжает в Петроград.

На улицу вышли вместе. Немига, зажатая двух-трехэтажными каменными домами, шумела, гудела, гомонила. Это была наиболее оживленная улица города, деловой и торговый центр.

Михайлов грустно заметил:

— Деревня опустела без мужиков, всех под гребенку подгребли, а эти, смотри, и в ус не дуют. Что им война, окопы, армия. А ведь громче всех кричат: «Война до победного конца!» На них-то и опираются меньшевики.

— Добавь еще крестьянство.

— Ну, не все, — возразил Михайлов, — только зажиточное. А если кто из бедноты голосует за меньшевиков, то разве что по темноте своей да по незнанию. Здесь нам надо не кого-то винить, а себя, нашу слабую работу среди крестьян.

— Кто это мне говорит? — лукаво улыбнулся Гарбуз. — Председатель исполкома Совета крестьянских депутатов Белоруссии и вдобавок редактор «Крестьянской газеты».

— Газета, конечно, незаменимая трибуна для пропаганды наших идей, но среди крестьян Белоруссии еще мало настоящих агитаторов-большевиков. Как сделать, чтоб их было больше? Вот над этим я сейчас и думаю...

У здания штаба они расстались. Гарбуз вошел, а Михайлов, прибавив шагу, двинулся дальше и вскоре был уже в комитете. В коридоре столкнулся с Алимовым. С невинным видом спросил:

— А ты чего сюда прибежал?